К 110-летию со дня рождения Всеволода Кочетова

Четвёртого февраля 1912 года родился Всеволод Кочетов — журналист, писатель, участник Великой Отечественной войны, известный многим читателям только как автор романа «Журбины». Родился Всеволод Анисимович Кочетов в Великом Новгороде. Его отец служил унтер-офицером драгунского полка. Всего в семье росло восемь детей, Всеволод был младшим. Жили Кочетовы небогато, поэтому дети с ранних лет приучались к различной работе, были трудолюбивы, честны и порядочны.

В 1927 году  Всеволод переехал жить в Ленинград к старшему брату. После окончания школы, в 1929 году, Кочетов поступает на работу на судостроительный завод и параллельно учится в сельскохозяйственном техникуме. После окончания техникума Всеволод  становится  агрономом и уезжает из Ленинграда в деревню, после нескольких лет работы в совхозе, он становится его директором. Такова была высокая и объективная оценка его идейности и организаторских способностей крестьян — должность была выборная.

Всё это время Всеволод набирался опыта, вглядывался в жизнь простых тружеников, накапливал образы и характеры для своих романов. Это был как раз период сплошной коллективизации, и его Кочетов знал изнутри — как этап усилившейся классовой борьбы в тех самых 1930-х, которые либералы потом сделают в своей ретроспективной оценочной пропаганде «десятилетием сплошных ужасов». Между тем именно за это десятилетие был ударным трудом всех граждан СССР и даже зарубежных инженеров создан тот, названный по праву сталинским, индустриальный и сельскохозяйственный социалистический базис, который позволил СССР не только выстоять и победить во Второй мировой войне, но и вскоре вернуться к строительству коммунизма.

С началом Великой Отечественной Войны Кочетов подаёт заявление в военкомат, хочет идти на фронт добровольцем, но его распределяют  в газету — так Всеволод стал военным корреспондентом и остался в осаждённом Ленинграде. Находясь на передовой, он писал свои репортажи для газеты «На страже Родины». Боевые соратники Кочетова по обороне Ленинграда постепенно перекочевали на страницы его первых повестей «Улицы и траншеи», «На невских равнинах» и «Предместье».

В военных книгах Кочетова нет батальных сцен и лихо закрученных сюжетов. Автору интереснее было становление человека и его духовное мужание. На этом и строится композиционное решение ранних повестей писателя.

После войны героями произведений Кочетова стали простые труженики, на плечи которых снова навалились неимоверные испытания восстановления разрушенного хозяйства страны.  Но, чутко вглядываясь в послевоенную жизнь, Кочетов начал замечать негативные тенденции в развитии общества и влияние капиталистической, мелкобуржуазной, мещанской идеологии на людей. Впервые  это показано в романе «Журбины», который  сделал Всеволода Анисимовича известным писателем, он получил Сталинскую премию. По роману вскоре после его выхода, в 1954 году сняли фильм «Большая семья» с Алексеем Баталовым в одной из главных ролей. В него вошли далеко не все эпизоды романа (например, наводнение на верфи, рыбалка). Фильм этот является ярчайшим произведением соцреализма в киноискусстве 1950-х годов.

Из романов Всеволода Кочетова 1950–60-х годов особенно выделяются «Братья Ершовы» и «Угол падения» (о первых месяцах работы большевиков и гражданской войны после Великого Октября). Всей силой своего таланта он пытался критически, с опережением ответить на зарождающуюся в стране либеральную мелкобуржуазную ориентацию на материальные ценности взамен высоких коммунистических идеалов. И Кочетов начал бороться тем оружием, которое у него было — словом.

В 1961 году Всеволод Кочетов был назначен главным редактором журнала «Октябрь». Начался новый этап в жизни писателя. «Октябрь» Кочетова стал главным рупором «патриотического фланга» КПСС после хрущёвских экспериментов, с началом его дрейфа к контрреволюции. Рупором же либерального фланга стал журнал «Новый мир» во главе с Александром Твардовским…

Ключевым и решающим в собственной судьбе романом писателя стал знаменитый «Чего же ты хочешь?». В этом произведении Всеволод Анисимович в ключевых эпизодах использовал форму памфлета и прямым текстом назвал предателей предателями, трусов трусами, а приспособленцев приспособленцами. И тогда началась настоящая травля.

Многие читатели и коллеги писателя увидели в Кочетове ретрограда, мракобеса и «сталиниста» (в то время, благодаря плодам «оттепели» это было клеймо – хоть Брежнев и «притормозил» реакционные процессы, запущенные Хрущёвым). К ним подключились и чиновники, чьё несоответствие высоким стандартам коммунистической партийности было видно отчётливо через призму романов Кочетова. Роман прославленного писателя настолько живо и метко указал «шатунов», ненадёжные элементы партийного и культурного фронта, что один из них, из правых уклонистов-почвенников (в романе — Богородицкий), со своей описанной в романе клюкой — ворвался домой к Кочетовым, бил клюкой хрусталь и посуду…

Но слово — только слово. Его особенность в том, что оно действует только на тех, кто готов воспринимать его. И пока писатель работал над своим последним романом «Молнии бьют по вершинам», страна перестала обращать внимание на его книги и устремилась в иное, не коммунистическое будущее — к джинсам, бананам, жвачкам, материальному благополучию, сытости, успокоенности  и духовному застою…

Кочетов с болью наблюдал, как его любимая страна превращалась в серое и унылое обывательское болото, в котором последние искры великих идей Октября тщательно затаптывались осторожными приспособленцами… Идеология оказалась в руках таких деятелей, как Суслов, а сусловщина в свою очередь породила как антитезу перестройку (Александра Яковлева, медленно, исподволь проводившего идеологические диверсии и смену вех в ЦК КПСС — ассистентом был Зюганов) – уже терминальную стадию оттепельно-контрреволюционной болезни СССР. Кочетов дал самый точный художественный прогноз процесса заражения советского общества западными, капиталистическими ориентирами, и начиналось-то всё с культуры, с его родной культуры…

Мы не знаем, что послужило последней каплей, после которой он нажал на курок — то ли физическая боль (онкологическое заболевание), с которой он боролся на протяжении нескольких последних лет стала невыносимой, то ли к ней добавилась и боль за страну и людей, которую он так любил, но 4 ноября 1973 года  писатель Всеволод Кочетов совершил самоубийство из именного пистолета Вальтер. (Позже, в 1979-м, при схожих обстоятельствах и тоже самовольно уйдёт из жизни философ-марксист Эвальд Ильенков.)

Закончился жизненный путь талантливейшего, прямого и честного человека. Он ушёл так спешно, что даже не завершил роман «Молнии бьют по вершинам», лучшее своё произведение. Оно было издано посмертно…

---

От редакции: О Кочетове пишут и говорят всё больше, и дело, наверное, не только в юбилее. Это хорошо, что вспоминают, говорят, переиздают — это показывает ту волшебную силу писателя (определяемую состоянием общества), на которую вправе рассчитывать посмертно те из настоящих творцов, кто не был услышан при жизни. Словно смеясь над законами природы, над недолгим веком (по вине разобщённости человека, способного взнуздать науку в направлении продления жизни — было бы всем поровну, и было бы зачем!), писатель-большевик дотягивается до нас через пространство и время, обнаруживая общество в состоянии куда похуже, чем он застал — и спрогнозировал всё верно.

Пятилетку назад, когда в редакцию где я работал заглядывал главный редактор «Роман-газеты» писатель Юрий Козлов, о Кочетове говорили разве что самые искушённые, сами писатели. И выход в журнале книги, которая толком и книгой-то «в твёрдой обложке» не стала, в его «Роман-газете» — два номера с «Чего же ты хочешь?» (которые до сих пор у меня на видном месте лежат), — был ярким событием «проклятых десятых». Потому считаю уместным поместить ниже фрагмент из своей рецензии, вышедшей в «Литературной России» по этому поводу.

Проклятья оказались не по адресу

…Оттеснённый в силу исторических событий последних двух десятилетий, заслонённый судьбами и книгами более модных современников, Кочетов даже после своей самовольной кончины – ждал… Хорошее, нужное свойство большевика, особенно в литературе. Ведь не все крепости сдаются сразу. В своей судьбе и работе Кочетов был именно таким, долготерпцем. Да, он был по-настоящему признан, был «выездным», что вызывало немало завистей у тех, кто в 90-х выбился в герои… Но – важно не просто покататься, а покататься с толком.

И вот, накопив впечатлений, выждав, как при затяжном прыжке парашютист, Кочетов решил прямо поговорить с современником страны Советов и зарубежным о той войне, что шла – и всполохи её то в Праге, то во Вьетнаме, то и поближе к СССР, заставляли реагировать. Причём, реагировать не только военным образом – советское искусство, начавшее свой мирный марш по Европе уже в конце 1950-х, чем и напугало немало главного врага, США, должно было в Холодной войне оказаться на новой высоте. Всё это понимая, автор, как сейчас писали бы, бестселлера – а экранизация это куда сильнее продаж и тиражности, – взялся за своё оружие.

Роман – небывало актуален сейчас. Необходим! Жду читающих его именно в формате роман-газетном в транспорте. Просто каждую реплику бери – да и в эпиграф. Спор о том, быть ли социализму победителем в мире, с одной стороны, или быть ему пораженцем в СССР – спор неоконченный. Как-то выветрившись по сериалам вроде «Судьбы резидента», «Противостояния», тема идеологического, а не просто шпионского противостояния – осталась недоговорённой. Недоповлощённой её не назовёшь – но она, в силу тогдашней самоочевидности вопроса (точнее, ответа: конечно, мы победим, конечно гуманизм и есть социализм!), именно в устной ипостаси пожила мало.

А вот Кочетов, с той же скрупулёзностью инженера советских душ, что и в «Журбиных» стала визитной карточкой – прорисовывает именно те «линии отрыва», которые станут фатальными уже в годы перестройки. А роман был готов к 1969-му году, когда мир ещё громоздко колебался меж социализмом и империализмом – причём, антивоенные выступления в США сильно кренили его в нашу сторону, и победа Вьетнама стала потому возможной. А тут ещё и Парижская весна расшатывала влево устои буржуазные. Но наше ментальное, неявное и ползучее поражение в Праге – увы, не ставило сразу в зачёт СССР многое, что могло бы и в Холодной войне стать козырем.

Думаю, именно эта – тогдашняя и нынешняя актуальность романа, возвышающая голос её автора над крупными событиями мировой политики, и стала сегодня моральным поводом для публикации. В романе каждый герой – прорисовывается уже с кинематографическими акцентуациями, Кочетов учёл успех «Большой семьи» и не теряет удивительного советского обаяния в диалогах, это его конёк. Даже споры о проблемах семейной жизни напичканы столь нестареющими и порой шокирующе-античными цитатами, что «возвращение дискурса» – уже не вопрос. Кочетов видит сам, как зарождается прослоечка, готовая свалиться в капитализм – но ему-то надо читателя подвести за руку, медленно к этому явлению.

Все тревожные точки, что действительно станут позже роковыми – обозначены с первых же страниц романа. Какие тонкие нити судеб оказавшейся в Италии студентки-коммунистки Леры Васильевой и эмигранта-аристократа, а потом и эсэсовца от искусств Сабурова, который, как тот резидент Тульев пребывает с тру-эсэсовцем Уве в СССР! Не зря получал Кочетов командировочные, не зря.

Это уже не тот советский патриотизм, что ковал он на судоверфи именем Журбиных – уверенно, но всё же по-домашнему. Тут уже уровень мировой, и герои запросто шагают чрез границы. Двадцать лет не прошли даром. Это вам не Максим Кантор, вилами по воде вписавший своего Ханфштангля в окружение Гитлера, тут работа архивная видна сразу. Одна только фраза Розенберга какова!

Эти трубачи провозглашают собор, объединение всего живущего на земле, как грядущий мир вселенной, объемлющий и ангелов и человеков, объединение, которое должно победить разделение человечества на нации, на расы, на классы. Отсюда и идея коммунизма, дорогой мой друг! Надо истребить, до конца, до гладкого места всё русское. Тогда будет истреблён и коммунизм.

Так разбирается во фресках один из имперских идеологов – работавший действительно до войны в Москве и Ленинграде, имевший время погулять по храмам.

Кстати, а ведь точно – «Красный свет» Кантор это и есть сиквел, приквел или что там ещё вырастает заново? – срединного кочетовского романа. Но проблема-то перед писателями разная стоит: Кочетов всеми силами, но при этом диалектично, без агитки, удерживает мир на стороне СССР, а Кантор уже после поражения СССР как бы зализывает раны местами, и малоубедительно. Блудливый Хайдеггер у Кантора – ничто по сравнению с матерски обстёбанным заживо «Богородицким» у Кочетова. Всю ту посконщину, что в 90-х выползет на руины СССР, разя чесноком и квасом, строить свой убогий дореволюционный «русский мир» вместо союза нерушимого и скреплявшего его пролетарского интернационализма – высмеять в одном персонаже, походя! Надо полагать, что у Кантора никто дома хрусталь не бил из-за меткости попадания в прототип, а вот Кочетову досталось… Не те времена, события и люди.

Главный вопрос романа, романа-вопроса – что важно, – это выбор, собственно. Пойдёт ли дальше мир путём социального прогресса или же рухнет туда, куда… Ну да, мы-то знаем – рухнул, а СССР и был тем привратником над пропастью… Философская, материалистическая, ироническая местами, но всегда мудрая и строгая проработка всех пущенных в ход Холодной войной понятий – у Кочетова в наличии. Говорят, главред «Октября» много болел в шестидесятых – но если такое написал, то и болел не зря. И с какой дури решили высшие инстанции, что роман де «с гнильцой», что идейно может быть опасен?

В общем, я бы на их месте экранизировал не очередного Юлиана Семёнова (который таки предал родину в своём перестроечном «Отчаянии», причём и стилистически там рухнул до антиагитки, покаянческих соплей архивного допущенца) – а именно эту полифоничнейшую вещь Кочетова. Видимо, как и вышедший почти одновременно с этим романом фильм Хуциева «Июльский дождь», – текст затрагивал слишком тонкие струны. А «колки» были уже староваты, могли не выдержать настроя прежнего строя. Вот и случилась перестройка – пониже, побуржуазнее, а там и все явные предсказания Кочетова сбылись. И, может, даже хорошо, что он не дожил – в одиночку такое понимать, от такого удерживать невозможно же. Впрочем, это тема уже другого романа, где август 1991-го как на ладони – который можно было бы назвать «Чего же вы выбрали?»

Почему сегодня должны быть интересны образы московской богемки 1960-х, шпионов империализма и ещё только самых бутончиков «западных свобод», цену которых узнали народы СССР лишь когда их разрубили на нации, как велел Розенберг? Потому что идейной победы не было в 1991-м, была локальная схватка и капитуляция – но отнюдь не поражение коммунизма в умах, потому он и пробуждает всё новые умы и судьбы к борьбе сегодня. Ведь механизм, быстрее прочих на земле, а заодно и всю Землю ведущий к коммунизму – звался СССР.

И его разборка, разлад-распад, его август-1991 – не был только чьим-то личным бедствием, он стал для мира началом отсчёта обратного, сползания назад, в игиловщину и социал-сепаратизм. Когда надо было решать, как бороться, как рвать с сусловщиной, кого менять в ЦК и кого читать? Ага, в 1970-м! И начинать надо было именно с экранизации этого романа – может, и тех ещё двадцати лет, за которые пришли к капитализму уже без сомнений, не понадобилось бы…

2015

Дмитрий Чёрный, гражданин СССР

---

Материалы по теме:

Высокий классик соцреализма

«Чего же ты хочешь?» — роман о будущей контрреволюции