О Горьком и изъятии книг из библиотек по списку Крупской

Дело в том, что жена Ленина, человек по природе неумный, страдающий базедовой болезнью и, значит, едва ли нормальный психически, составила индекс контрреволюционных книг и приказала изъять их из библиотек. Старуха считает такими книгами труды Платона, Декарта, Канта, Шопенгауэра, Спенсера, Маха, Евангелие, Талмуд, Коран, книги Ипполита Тэна, В. Джемса, Гефдинга, Карлейля, Метерлинка, Ницше, О. Мирбо, Л. Толстого и еще несколько десятков таких же «контрреволюционных» сочинений. Лично для меня, человека, который всем лучшим своим обязан книгам и который любит их едва ли не больше, чем людей, для меня — это хуже всего, что я испытал в жизни, и позорнее всего, испытанного когда-либо Россией. Несколько дней я прожил в состоянии человека, готового верить тем, кто утверждает, что мы возвращаемся к мрачнейшим годам средневековья. У меня возникло желание отказаться от русского подданства, заявив Москве, что я не могу быть гражданином страны, где законодательствуют сумасшедшие бабы. Вероятно, это было бы встречено смехом и, конечно, ничего не поправило бы.

из письма Максима Горького Ромену Роллану 15 января 1924 г.

Речь у Крупской шла об изъятии книг не из научных и университетских библиотек, а из массовых, общедоступных. В Гражданскую резко пооткрывали много библиотек, комплектовали их конфискованными и национализированными из помещичьих и буржуазных библиотек книгами, бессистемно и хаотично. В результате в начале 20-х в библиотеках полки ломились от евангелий, талмудов, Кантов и Ницше, и совсем было мало или не было вообще марксистских работ или хотя бы просто прогрессивных писателей.

В этой ситуации, учитывая, что ликбез делал грамотными миллионы, которым надо было реализовывать тягу к знаниям, и которые, не имея образования, читали все подряд, библиотеки превращались в орудие мракобесия, методологического запутывания масс.

Что вынесет рабочий, прочитав Канта без соответствующей образовательной базы? Что мир непознаваем.

Что узнает крестьянин из аллегории о пещере Платона? Да он в ней увидит аналогию с загробным миром.

Придет девушка в библиотеку — а там кроме как Четьи-Миней нет ничего ей по уровню почитать.

Или вот возьмет рабочий, только из крестьян вышедший, Ницше, что он из него выцепит, с опытом недавней Гражданской? Только то, что разбой — это неплохо, если ты сильная личность.

Это просвещение? Нет, это то же самое, что урок закона божьего, только под соусом того, что это и есть «настоящие знания».

С этим Надежда Константиновна Крупская и боролась в конкретно-исторической ситуации доступными мерами. Если почитать, какая была чехарда идей в умах студентов комвузов, которых от станка за парту сажали, то вывод однозначен — НЕ ВСЕ КНИГИ ОДИНАКОВО ПОЛЕЗНЫ.

Добавлю про Горького. Горький, несмотря на большой авторитет и в партии, и в художественной среде, несмотря на личную дружбу с Лениным и многими видными большевиками (впрочем, и меньшевиками, и эсерами, и бундовцами, кадетствующие тоже у него в круг близких знакомых входили), постоянно и систематически шатался в различные стороны. Как в художественном, так и в теоретическом плане.

Только после эмиграции к 1930-м он начал относительно твердо проводить политику, так как фактически был включен в партийно-административный механизм СССР, и закономерно транслировал вполне выдержанную партийную линию. Горький достаточно долго учился на своих ошибках — он, например, увлекался богостроительством, и в оных пребывал достаточно долго, и даже «Материализм и эмпириокритицизм» до его сознания дошла только через три года после выхода при активном разъяснении автора основных положений.

Гражданскую войну он провел в России и его напугало культурное одичание России, примитивизация, неизбежная с приходом к власти людей с низов. Он очень тяжело переживал тот факт, что русская интеллигенция повела себя по-свински относительно народа и отказалась сотрудничать с большевиками. В Гражданскую и после Гражданской он активно пытался включить старорежимную интеллигенцию в процесс строительства социализма, но в этом он доходил до худших примеров беспринципности и мягкотелости.

Скольких пройдошливых литераторов, художников, артистов Горький снабжал своим покровительством, ходатайством, пайками и должностями! Но российская интеллигенция все равно не стеснялась подкладывать Горькому свинью и предавала Советскую власть мыслимыми и немыслимыми способами.

Горький это интерпретировал по-своему, будучи выходцем из низов и не получивши систематического образования, он преклонялся перед образованными людьми. Подвергаясь в молодые годы унижениям и страданиям, он был очень отзывчив на страдания и унижения, а когда это касалось образованных слоев, то тут у него отказывала порой логика даже при общении с Лениным.

С одной стороны, он видел партийный аппарат, в котором интеллигентами была только очень тонкая прослойка, а остальные упорно путали Гегеля с Гоголем, и имели образование — в лучшем случае реальное училище, а с другой — он видел, как носители знаний и художественной культуры таяли, растворялись в дикой и дремуче невежественной массе российских рабоче-крестьян, как сахар в стакане чая. Потому он систематически становился на сторону этой интеллигентной прослойки старых профессоров, литераторов, художников. Такие вот письма — это отрыжка его путанных воззрений на пути формирования культуры.

И. Шевцов, «Прорыв»