Фашинтерн в Испании, талантливые враги в Москве и Коминформ в Югославии

Как помним мы из предыдущей, второй части нашего цикла статей о Коминтерне, рубеж предвоенных внутрипартийных чисток (да и что тут скрывать? раскрытых антисоветских заговоров профашистских группировок в ВКПб) — центральный орган руководства мировой революцией миновал с трудом. Конгресс 1935 года стал итоговым для работы ИККИ за три пятилетки, а последовавшие за ним сразу же, с 1936-го показательные процессы продемонстрировали не только трудящимся в СССР, но и всему миру (показательные же, открытые иностранным репортёрам), чем занимались аппаратчики и агентура Коминтерна. Поражает открытость советского общества! Уже видна с 1933-го нацистская угроза, в Испании она же оформляется против лево-республиканского союза как военный мятеж (который в СССР повторил бы Тухачевский, но помешали), а в единственной пока на весь мир пролетарской столице идут процессы, на которых обвиняемые — вполне известные в мировом комдвижении деятели.

«Подозрительность» Сталина, на которую пытались всё это списать историки-троцкисты (отчего бы не считать это просто кассовой бдительностью?) — была весьма кстати, поскольку список фигурантов Первого московского процесса состоит практически целиком из коминтерновцев (16 чел). Обличены они в планах не просто антигосударственных, антисоветских, а в прямой подготовке терактов против членов ЦК и Политбюро партии — и, прежде всего, Сталина. Вся на тот момент разветвлённая контра понимала, на ком всё держится.

Ни малейшего сомнения в вине как руководства всей этой спрутообарзной шайки, так и отдельных профессиональных убийц — не было ни у одного участника процесса, ни со стороны обвинения, ни даже на скамье подсудимых. Это по прошествии многих десятилетий некоторые потомки ранее и в тот момент репрессированных, «кровники» стали наводить тень на плетень и ставить под вопрос доказанное публично — наводили тени сомнений постепенно, поэтапно. В итоге же (а там повязаны через все три процесса все, от Ягоды и Троцкого до разоткровенничавшегося «на десять расстрелов» Бухарина — правда, Троцкий был далеко, но и его настигла кара пролетарского государства, которое хотели заговорщики распахнуть вермахту ещё в 1937-м) в период перестройки, и Горбачёв этим поныне гордится, — реабилитирован был даже Бухарин! Хрущёв на это не отважился (в 1956-м, в знаменитом докладе «О культе личности», закрытом и зачитанном уже после ХХ съезда, он упоминает троцкистов и бухарницев ещё как безусловных врагов народа) — а Горби довершил «великое дело»…

Однако вернёмся к «коллеге» Бухарина по антисталинскому заговору, Зиновьеву. Вернёмся в его кабинет, так сказать…

Конечно, в каждом из домов Коминтерна, в которых трудился Зиновьев, у него был кабинет. Хотелось бы представить, как кабинет выглядит (к примеру, не без склонности к роскоши в духе ар деко обставленный кабинет Бухарина в «Ивестиях», «комната за часами», запечатлён документалистами в фильме о Пастернаке), а еще лучше увидеть его музейное воплощение, чтобы понять как из кабинетных революционеров (предававших Ленина ещё в октябре 1917-го), редакторов газет, журналов, авторов статей, получились враги советского народа, заговорщики и предатели партии.

Некоторые родные руководителей Коминтерна оставили о своих родственниках воспоминания. Так, Айно Куусинен написала о своём муже Отто Куусинене, а Пятницкий о своём отце Пятницком.  И пусть у этих воспоминаний были разные цели, — у Айно Куусинен показать  самый нелицеприятный облик членов Коминтерна, а у Пятницкого представить своего отца честным и несправедливо осужденным коммунистом, — но, тем не менее, через эти рассказы можно яснее увидеть подлинное положение в этом органе коммунистического движения, чем в сухих отчетах, которыми были наполнены журналы, описывающие деятельность Коминтерна. Итак, 1926-й:

Работа Коминтерна отныне была организована так,  что вся власть была сосредоточена в руках Отто, Пятницкого, Хеймо и (в меньшей степени) Мануильского. Таким образом, сам Хеймо стал кем-то вроде оргсекретaря Коминтерна, у него были широкие полномочия в принятии решений по повседневным вопросам. Хеймо постоянно знал больше других о том, что делалось в аппарате Коминтерна. Должность «секретаря секретарей», созданная именно для него, открыла перед ним все двери. Но, как и Отто, он не считал нужным афишировать свою огромную власть и при посторонних держался как скромный клерк…

…У главного входа в здание Коминтерна находилась комендатура. Посторонним вход был воспрещен. Охранники в штатском были не работниками Коминтерна, а сотрудниками ГПУ.

Куусинен Айно «Господь низвергает своих ангелов (воспоминания 1919-1965)»

Следует еще отметить тот факт, что Айно Куусинен сама работала в Коминтерне, оттого ее взгляд на происходящее был «инсайдерским», а работа в Коминтерне на протяжении многих лет была связана с разными его структурами.

Нет и ныне сомнений в том, что центру координации коммунистического движения требовалась серьёзная охрана.  И она была не только у входа: даже внутри здания были особые этажи, на которых размещались особые службы, такие как Отдел международных связей, что был на шестом этаже этого дома Коминтерна.

С самого начала создания Коммунистического Интернационала, как мы помним, его Исполком возглавил Григорий Зиновьев, который находился на этом посту с 1919 по 1926 год.  Но после председательства Зиновьева такой должности в Коминтерне не существовало. Новый орган управления, названный как Политсекретариат, вступил в руководство коммунистическими движениями в разных странах.  Но количество девяти человек входящих в Политсекретариат было несколько бОльшим, чем требовалось для эффективного руководства. Тогда внутри этого органа в 1929 году был выделен меньший состав членов, которые вошли  в новый орган управления – Политкомиссия.   В нем было уже четыре человека, которые и до этого входили в органы управления Коминтерном – О. Куусинен, Д. Мануильский, представитель коммунистической партии Германии и О. Пятницкий.

«Отставленный, но не вполне отпущенный» («ссылки» не в счёт — связи и агентура работали) оппозиционер Зиновьев, конечно же, не смирился со своим положением в 1926-м, и сохранил все связи с высланным в 1929-м Троцким.

Тут важно сделать ещё одно отступление, не касающееся самого Коминтерна, но важное для понимания периода партийных чисток и показательных процессов 1936-38 годов. Тот же Антон Ракитин выше ссылается на революционные заслуги отца, и в данном пункте — не лжёт ни слова. Да, отец был с 1905 года верным бойцом революции, однако сам этот факт нисколько не проясняет его роли и самих его связей с троцкистами, в 1930-х годах ставших уже не лично Сталину «лишними», а всему СССР угрожающими. Заговор зрел долго, если проследить по бурным дискуссиям и блокировкам в партии второй половины 1923-26 годов — шли споры вокруг НЭПа и индустриализации, каждый обновлённый, но ещё не устранённый полностью внутри советского общества класс — уже имел своих представителей в ЦК, как, например, кулаки — Бухарина. Когда кончились дискуссии и был взят курс на индустриализацию в виду очевидных угроз со стороны старых империалистических «великих держав» (как называл их Тухачевский) и неофитов, германских нацистов — тут-то прежние фракционеры и оппозиционеры пригодились в самом Коминтерне самым далёким, самым враждебным коммунистам силам.

Вот этот исторический зигзаг — достоин отдельной книги. Образно говоря, уже просунувшуюся из Москвы через все границы, продвинувшуюся к самому горлу буржуазии руку пролетариата («Крепи у мира на горле пролетариата пальцы») эта самая буржуазия умудрилась перевернуть наоборот, и теперь агентура Коминтерна направляла на Кирова, Ворошилова и Сталина свои револьверы. Вот как, увы, сработал Коминтерн в его зиновьевском издании — не выполняя своих «титульных» функций. Его можно было разогнать по требованиям трудящихся СССР одним махом — ярость рабочего класса СССР в ходе показательных процессов достигла невиданного накала.

Кстати, что такое показательные процессы ленинградский партийный организатор таковых Зиновьев — прекрасно знал. В 1925-м, ещё будучи при своей должности в Исполкоме ИККИ, Зиновьев довёл до расстрелов «Дело контрреволюционной монархической организации» или «Дело лицеистов» (последнего Голицына тогда пустили в расход, о чём поныне плачут монархисты и патриоты дореволюцинной сословной Расеюшки). Впрочем, и эти дела были этапом работы классовой Фемиды — просто Зиновьев, на чём настаивают некоторые эльфы, не мог физически, да и морально в ситуации известной для него практики быть «зомбированным», «под гипнозом» и т.д. И всё равно рассчитывал, уже обличённый, что оставят жизнь…

Но Сталин понимал, что упразднение Коминтерна сейчас, в разгар милитаризации Германии и при сложнейшем международном положении, когда показывать слабину (а не показательные процессы — демонстрировавшие, напротив, высокий иммунитет пролетариата) нельзя категорически, — было бы первым поражением СССР в назревающей мировой войне. В том же 1936-м, когда в Москве коминтерновцы сидели на скамье подсудимых, Испанию завоёвывал ничтожный сперва в территориальных рамках, но поддержанный извне «Фашинтерном» франкизм. Как описывал эту поддержку франкистов Михаил Кольцов в «Испанском дневнике» (книга замечательная — настоящая, историческая) со стороны Италии, Германии и даже Франции, тут воевал с плохо вооружёнными республиканцами, этим ковчегом демократии (анархисты, социалисты, коммунисты, либералы) сам Империализм в чистом виде. Небо Мадрида затемняли крылья и жилые дома бомбили не только произведения германской индустрии, но и самолётики фирмы «Фиат». Впрочем, стоит почитать «дневник» Кольцова подробнее.

Первая битва с фашизмом в Испании показала, сколь нестойка может быть «коммунистическая» агентура вне СССР, а ещё — как длительное пребывание за границей действует на «наших». Вот какое письмо генеральный секретарь интербригад Хосе Марти отправил Сталину еще в 1937 году по личным каналам:

Мне приходилось и раньше, товарищ Сталин, обращать Ваше внимание на те сферы деятельности Кольцова, которые вовсе не являются прерогативой корреспондента, но самочинно узурпированы им. Его вмешательство в военные дела, использование своего положения как представителя Москвы сами по себе достойны осуждения.

На данный момент я хотел бы обратить Ваше внимание на более серьезные обстоятельства, которые, надеюсь и Вы, товарищ Сталин, расцените как граничащие с преступлением:

1. Кольцов вместе со своим неизменным спутником Мальро вошел в контакт с местной троцкистской организацией ПОУМ. Если учесть давние симпатии Кольцова к Троцкому, эти контакты носят не случайный характер.

2. Так называемая «гражданская жена» Кольцова Мария Остен является (у меня лично в этом нет никаких сомнений) засекреченным агентом германской разведки. Убежден, что многие провалы в военном противоборстве — следствие ее шпионской деятельности.

И хотя еще летом 1938 года Кольцова избрали депутатом Верховного совета, а чуть позже и членом-корреспондентом Академии наук СССР, и за испанские заслуги (не только главы из «дневника» публиковал, но и провёл там Антифашистский форум писателей) наградили Орденом Красного Знамени, — обвинения генсека интербригад были слишком серьёзными, чтобы их не проверить. Вербовка через жён (Ежова, например) была очень успешным немецким методом, уже доказавшим свою эффективность — в результате такой работы СССР уже потерял писателя Горького и вполне мог потерять ещё и Шолохова, но тут Ежов почему-то остановился, не рискнул (хотя «прослушка» утех его жены с Михаилом в «Национале» имелась).

Сам Кольцов писал в «дневнике» о ПОУМ — критично, что это фактически агенты франкистов внутри республиканского «ковчега», пытался иронично показать быт одной такой троцкистской квартирки в Мадриде. Но то — литература, а что было в жизни?

Писательница Тамара Леонтьева сообщила НКВД в ходе следствия по письменным обвинениям Хосе Марти:

В Москве существовала троцкистская группа литераторов, которая объединялась вокруг так называемого салона Галины Серебряковой. В нее входили Герасимов, Левин, Лебединский, Колосов, Светлов, Кожевников, Кирсанов, Луговский и его жена. Все они были связаны с Киршоном и Авербахом. Позднее, когда Киршон и Авербах были арестованы, эта группа объединилась вокруг Михаила Кольцова и его жены Елизаветы Поливановой.

Михаил Кольцов является тем скрытым центром, вокруг которого объединились люди, недовольные политикой ВКП(б) и советской властью в области литературы в частности. Всем хорошо известно, что Кольцов является очень тонким мастером двурушничества, которому при всех политических поворотах удавалось не выпасть из тележки. Именно эта уверенность членов троцкистской группы литераторов и послужила основанием к тому, что Кольцов занимал центральное положение.

Видимо, гражданских жён у Кольцова было так же немало, как и уже завербованных немцами «друзей» по линии Коминтерна, что косвенно подтвердилось во Франции, где он был транзитом, возвращаясь в Испанию для продолжения репортажей. В «Испанском дневнике» воспевается Сталинская конституция, давшая родину пролетариату — ну, а на кухне его шикарной, многокомнатной квартиры «Жургазе» (кооперативный дом в 1-м Самотёчном переулке, рядом с Типографией НКВД-КГБ) шли совсем другие разговорчики. «Сдвурушничал» — как называл это Вышинский. Квартира, кстати, была по приговору реквизирована и стала затем коммунальной, в ней, в частности, вырастет будущий переводчик и друг Че Гевары (но это совсем другая история), проживающий ныне этажом ниже квартиры Высоцкого (Никита там живёт, наследник) на Малой Грузинской.

В этом парадокс времени и первой битвы с фашизмом в Испании: одна, лучшая часть Коминтерна делала всё, чтобы помощь СССР республиканцам не позволила франкистам и фашистам (чужими руками) задушить пролетарскую демократию, другая же часть ослабляла эти усилия, на словах иронизируя над ПОУМ, а на деле…

Кольцов сразу же после ареста рассказал о хорошо известных ему по работе в Испании людях столько, что становились вполне ясны причины поражений республиканцев там. Так, например, про Штерна, главного военного советника республиканской армии он написал, что тот «не раз заявлял, что эта война обречена на неудачу, и он сделает все от него зависящее, чтобы войну прекратить…»

Пораженческую работу в Испании вел, — теперь уже писал он, — Павлов, руководивший танковыми частями. Затем сменивший его Грачев, а, кроме того, советники ряда испанских фронтов Нестеренко, Качалин, Буксин, партийный организатор советской колонии Федер и я — Михаил Кольцов. О Павлове надо сказать особо. Он зарекомендовал себя как разложившийся в бытовом отношении человек. В разгар боев в районе Харамы он вместе с испанскими командирами устроил безобразную попойку — в результате танки не оказались в нужном месте, что привело к потере важных стратегических позиций. Знаю также, что руководимый Павловым штаб танковых частей присваивал себе излишки жалованья и эти суммы тратились на попойки и кутеж. Что касается меня, то я принимал самое активное участие во вражеской работе, занимался разлагающей деятельностью, как среди испанских, так и советских работников, развивая в их среде скептическое отношение к исходу войны. Подобную же оценку положения я давал приехавшим в Испанию делегатам 2-го Международного конгресса писателей. А испанской интеллигенции в провокационных целях постоянно указывал на необходимость полного уничтожения церквей и священников, что сильно озлобляло простое население…

В итоге Кольцова расстреляли в феврале 1940 года, хотя виновным на суде он себя так и не признал. Дело шло, конечно же, к войне с фашизмом уже на территории СССР, Сталин это понимал, и все «засвеченные» в агентурной работе Коминтерна кадры потому судил открытым судом, чтобы не было ни малейших сомнений у потомков. Вот так, господа плакальщики по «лучшим умам»! Талантливые люди тоже бывают предателями, как и соратники Ленина (плохие соратники, но не это уже был важным) — «соратник», «старая гвардия» это не должность и не иммунитет. И пока старое, фракционерское и террористическое подполье позорно сходило с исторической сцены, шла ударная подготовка индустрии СССР и РККА к войне — с одной стороны, и очень тонкая, на грани понимания потомками, внешняя политика, даже кажущаяся многим дружба с Германией, целью которой было одно и простейшее — выиграть время, год-два, лучше три…

Любопытно послушать, что об этом думают верные зюгановцы, что они понимают в том тяжелейшем и сложнейшем идейно-организационном противостоянии второй половины 1930-х, которое Троцкий определял-«итожил» в «Преданной революции» необходимостью свержения сталинской комбюрократии. Сам Сталин комбюрократию Коминтерна тем временем «чистил», и был в этом снова прав и актуален, с этим нельзя было медлить…

«Эксперт по вопросам сталинизма» Шевченко вдобавок придумал для себя специальную должность «Член Политсовета Левого фронта» (такого органа никогда не существовало! Исполком и Моссовет — были). Что ж, в ЛФ и КПРФ такой плюрализм, что и троцкистам (столь неточным и некритичным) есть место, видимо…     

Оставим дилетантам обсуждать сериальчики на Путин-ТВ, и вернёмся к нашей теме.

Коминтерн, так нехорошо местами показавший себя и в Москве, и в Мадриде, однако, тоже требовал организационных и статусных преобразований в виду явной неосуществимости планов мировой революции в их первом издании, 1920- годов, и в свете начавшейся Второй мировой, то есть для СССР — Великой Отечественной. Димитров работал даже в осаждённой Москве в новом, специально построенном в 1937 году для Коминтерна здании.

Коминтерн был формально распущен 15 мая 1943 года. Роспуск Коминтерна фактически являлся требованием союзников для открытия второго фронта. (Вот где сказалось «обаяние буржуазии» в открытую — то, что угадывал Сталин, сохраняя Коминтерн после конгресса 1935 года и процесса 1936-го). Объявление было положительно воспринято в странах Запада, особенно в США, и привело к укреплению отношений этих стран с Советским Союзом.

Отстаивая необходимость роспуска, Сталин говорил:

Опыт показал, что и при Марксе, и при Ленине, и теперь невозможно руководить рабочим движением всех стран мира из одного международного центра. Особенно теперь, в условиях войны, когда компартии в Германии, Италии и других странах имеют задачи свергнуть свои правительства и проводить тактику пораженчества, а компартии СССР, Англии и Америки и другие, наоборот, имеют задачи всемерно поддерживать свои правительства для скорейшего разгрома врага. Есть и другой мотив для роспуска КИ, который не упоминается в постановлении. Это то, что компартии, входящие в КИ, лживо обвиняются, что они являются якобы агентами иностранного государства, и это мешает их работе среди широких масс. С роспуском КИ выбивается из рук врагов этот козырь. Предпринимаемый шаг несомненно усилит компартии как национальные рабочие партии и в то же время укрепит интернационализм народных масс, базой которого является Советский Союз.

Распуская Коминтерн, ни Политбюро, ни бывшее руководство КИ не собирались отказываться от контроля и руководства коммунистическим движением в мире. Они стремились лишь избежать их афиширования, доставляющего определенные неудобства и издержки.

Вместо Коминтерна в ЦК ВКП(б) был создан отдел международной информации во главе с Г. Димитровым, а после войны был образован Коминформ. Работа, которую до мая 1943 года вел Коминтерн, приобрела еще больший размах.

Ну, «сталинский антиглобализм», о котором говорит Соловейчик — всё же определённой идейной ориентации, как мы поняли.

Для чего требовался этот новый-старый орган, размещённый при том уже вне СССР (как бы фиксируя продвижение вперёд, наступление Труда на страны Капитала) — Коминформ?

А тут нужно вернуться к итогам Второй мировой, то есть для СССР Великой Отечественной.

Мировая (европейская социалистическая) революция не как мечта, но как реальность, де факто свершалась с приходом Красной Армии туда, где зверствовал нацизм — в Европе, на Балканах. «Куда ступил сапог нашего солдата, капиталист нэ вернётся!» — эти слова приписывают Сталину. Само собой, никакой «оккупационной» власти тут быть не могло — как бы ни звали ревизионисты тот «просоветский» мир, что складывался и завоёвывался ценой громадных потерь личного состава РККА и работы всего гигантского механизма-организма СССР в период 1941-45.

То, что рисовалось в страшных снах империалистам Европы — всё же произошло, но дошло только до Берлина. Тут «союзники» (теперь уже в кавычках) остановили «красные орды» — от которых пытался вовсе «очистить Землю» Гитлер… Сименсы и Круппы всё же сохранили свои богатства и средства производства — умудрились пережить Гитлера, своего ставленника. Что будет дальше? Сколько История отмерила им жить-наживаться рядом с освободившимися от своих буржуев соседями по «Европейскому дому» (этот вопрос интересовал не только их).

Удивительно, как на деле, в самой Второй мировой войне и освобождении Польши, Чехословакии, Венгрии, Югославии оправдалось предвидение (ну, или просто, если по-марксистски — понимание) Сталина о национальном по форме, но интернациональном по вектору, по сути характере того противостояния с немецким фашизмом, которое выросло на оккупированных территориях Европы. Именно в масштабах подполья, сугубо партизанского и неизбежно национального (не путать с национализмом) — вырастали те силы, что не только прогнали вермахт и наци вместе с РККА, но и сами стали властью, как в Югославии. Давние кабинетные мечты аппаратчиков Коминтерна о продвижении социализма на Запад и Восток (КНР!) — сбывались буквально моментально, быстрее чем можно было предполагать в 1920-х и 30-х, и сбывались действительно без прямого руководства, хотя и при военной поддержке из Москвы.

Та же Албания вырастала из антифашистского сопротивления и подполья, её лидером становился Энвер Ходжа, бывший школьный учитель, коммунист, марксист…

Формируется власть в соцлагере из тех партийных сил, что были — ну примерно, как сейчас компартии в РФ, — совсем в зародышевом, партизанском состоянии. Как в зародышевом состоянии был там, кстати, и социализм — и развернулся в диктатуру пролетариата далеко не везде (вспоминаем Венгрию и Чехословакию), тут под одну гребёнку и не предполагалось причёсывать страны народной демократии. Им конечно нужна и поддержка, и просто информация (которая тоже оружие) — вот потому Коминформ и назывался так скромно…

Особую надежду, помещая уже без его генсека (товарищу Димитрову нашлась руководящая работа поважнее в родной Болгарии) Коминформ в Югославии, Сталин, конечно, возлагал на Балканы. Отсюда, без прямого наставления из Москвы, должен был социализм распространять своё влияние и далее… Однако столь демократичный подход Сталина и ставка на «идеи чучхе» в послевоенном комдвижении — на собственные, национальные силы, — окажутся в Югославии не вполне оправданными, рискованными.

Тут «последовательные» критики Сталина должны уже обвинять его не в подозрительности и шпиономании, но наоборот в наивности! Исходили в Москве, конечно, из лучшего — из сознательности на местах и из идейно-коммунистической, а так же геополитической ориентации на СССР, прежде всего. Других союзников, казалось бы, у молодых народных демократий (вспоминаете, откуда термин? это результат «сталинской ревизии» подхода Коминтерна к комдвижению ещё 1940 года — по дневникам Черняева) — быть не может.

Но просчитались… Само собой, объявившая СССР «Холодную войну» Англия и давний «друг» большевиков Черчилль — уже переманивали Тито на свою сторону. Возник конфликт на почве отношения к Албании, которую Тито хотел аннексировать. Тито собирался к концу 1940-х аннексировать Албанию, ратовал за создание «Балканской
конфедерации». Но в концепцию независимых народных демократий, выдвинутую Сталиным при преобразовании Коминтерна в Коминформ — такой растущий «альтернативный центр притяжения» явно не вписывался и чреват конфликт был реакцией как раз противника в «Холодной войне».

Первоначально «штаб-квартира» Коминформа располагалась в Белграде.

После разрыва с Тито в 1948 году — в Бухаресте.

Есть один из номеров «Правды» 1952 года — октября, с заголовком «Кровавые провокации титовцев на албанской границе», — там шла фактически приграничная война между двумя социалистическими странами (насколько к 1952-му СФРЮ была социалистической — ещё вопрос). Транш ожидался от англичан размером в 300 млн. фунтов стерлингов, имелось обещание, данное Тито «союзниками»-капиталистами в случае нападения СССР и стран соцлагеря на СФРЮ — ввести на территорию Югославии войска НАТО из Италии.

Вот этого Сталин не простил. Как он ответил Тито — читайте в финальной части «коминтерновского цикла».

Дмитрий Чёрный, член ЦРК ОКП

---

Материалы по теме:

Месяц рождения Коминтерна

Как Коминтерн становился Фашинтерном и как Сталин его спасал

Фашинтерн в Испании, талантливые враги в Москве и Коминформ в Югославии