Дорогой «дорогого» труда

После того, как мы рассмотрели «мир дешевого труда» и его особенности, пришло время обратиться и к его противоположности. А именно – к гипотетическому «миру  дорогого труда». Почему гипотетическому? Потому, что до сих пор этот тип общества так и не был построен – были сделаны лишь первые шаги по направлению к  нему. Но даже при этом результат был более чем блестящ:  как уже было  сказано,  т.н. «золотые десятилетия» — период с 1950 по 1980 годы – являются следствием «удорожания труда». То есть, как раз то время, когда произошло  формирование «современного образа жизни», начиная с появления доступного образования (вначале среднего, а к концу – и высшего) и заканчивая созданием компьютерных сетей. В общем, практически всего, что мы традиционно считаем «очевидным благом», и что было создано именно тогда.

Впрочем, к достижениям  указанного периода можно приплюсовать и достижения предыдущего тридцатилетия. Которое хотя и было омрачено фашизмом и Второй Мировой войной – дало нам такие  важные вещи, как массовую электрификацию, радио, восьмичасовой рабочий день и  наделение женщин гражданскими правами. На самом деле и ВМВ и фашизм, кстати,  честно можно отнести к порождениям «прошлой эпохи», отнеся весь период с 1917 и  до 1986 к «эпохе подъема».

Но, разумеется, надо понимать, что все это –  лишь начало движения к еще более «дорогому труду», к увеличению доли работника в  полученной прибыли, гипотетически способной достигать 100%. Говоря о «цене труда», следует вести речь не только о  формальной зарплате, но вообще о той части создаваемых общественным производством благ, которая идет работникам. Например, в виде социальных благ:  медицины, образования, пенсионного обеспечения и т.д. Впрочем, думаю, это  очевидно любому разумному человеку. Поскольку даже в «лучшее» с точки зрения  реальной  зарплаты время – в 1970 годы, – ее размеры не превышали 65% ВВП в самых развитых  странах. (В ряде европейских государств эта доля «на пике» достигала 70%, но это продолжалось очень короткое время.) Сейчас, кстати, эта величина снизилась до  52%, и продолжает падать. Как уже говорилось, падение началось с конца  1970-начала 1980 годов, и было связано со снижением возможности давления масс на государство из-за происходивших в СССР процессов (приведших к контрреволюции и реставрации капитализма).

Впрочем, даже 52%  лучше, нежели 15-20%, которые составляла зарплата до 1917 года. Причем в  лучшем случае, в развитых странах, для относительно квалифицированного  труда. Большая же часть работников трудилась фактически «за еду», очень грубую и некачественную. Поэтому, в целом, мы можем считать наш мир скорее  движущимся к «дорогому труду», даже с учетом наблюдаемого после 1980 годов  «провала». (О том, почему это именно «провал», а не возврат к прошлому, будет  сказано уже отдельно.) Поэтому вполне возможно выделить определенные тенденции, и смоделировать то, как будет выглядеть этот самый гипотетический «мир дорогого  труда». Что, собственно, и будет сделано ниже.

Итак, чем же он будет  отличаться от того, что было нормой для всей человеческой истории (письменной истории или истории классового общества)? Например, уже хорошо понятно, что по мере перехода от дешевого труда к дорогому будут смещаться «акценты» в экономике от производства разнообразных товаров к производству самого человека*. Например, в плане развития системы образования и  здравоохранения. Этот самый момент можно хорошо увидеть по тому, что именно эти системы могут быть названы отличительной особенностью современного общества от  того, что предшествовало ему ранее. Когда даже примитивные системы обучения были крайней  редкостью.

Да, именно так: несмотря на то, что письменность как таковая появилась еще 5 тысяч лет назад, реальное обучение ей масс началось лишь в  XIX веке. До этого обучали, в основном, «служителей культа», потом бюрократию –  но и последнюю только в последние пару веков. Хотя ничего невозможного в  данной технологии не было: та ничтожная часть людей, что была грамотной, получала эту грамотность достаточно дешево. А ведь умение читать и писать – это только верхушка «образовательного айсберга» — который, потенциально, позволяет  поднять уровень развития отдельной личности на огромную высоту. И, тем самым, на  порядки увеличить ее (личности) производственный потенциал, позволяя одному  человеку делать то, на что ранее требовалось множество людей. Точнее  сказать: множество людей и множество времени, возможно, даже занимающее несколько поколений…

Главное отличие образованного человека от  необразованного состоит в том, что последний может гибко «настраивать» свои  способности и умения в зависимости от существующих условий. (Это на порядки важнее формальных знаний.) Но в мире, где труд дешев, и где множество людей  готовы исполнить любое указание «высших», в этом нет надобности. Ну, в самом  деле, зачем нам обучать той же «Агрикультуре» (известной с римских времен) —  причем, не только крестьян, но и помещиков? Ведь, в крайнем случае, вымрет 10%  населения при голоде от засухи или еще по какой-то причине – и что? Сам-то помещик от этого не пострадает: потерянные доходы он всегда сможет собрать, увеличив поборы с народа. Поэтому, несмотря на то, что уже в римский период была  возможность существенно увеличить урожайность, этим мало кто занимался. И население еще две тысячи лет после этого послушно погоде вымирало от голода, не имея возможности оперативно подстраиваться под изменяющиеся природные условия.

И лишь с переходом к «дорогому труду» ситуация изменилось. В том  смысле, что это поставило человечество перед указанной выше необходимостью увеличить производительность труда – а сделать это можно было только через  увеличение квалификации. Поэтому стартовало развитие начального, потом  среднего, а в период «пика» — и высшего образования, которое можно было бы дать  каждому. Разумеется, отсюда несложно понять, что процесс этот был крайне непростой, ведь приходилось заниматься тем, чего не было на протяжении тысяч лет истории. Поэтому педагогика, неожиданно превратившаяся из второстепенного занятия бывших теологов  в жизненно важную отрасль, находится в настоящее время  только в начале своего «пути в науку». Но это не значит, что сей путь она  пройти не может – скорее, наоборот. (В том смысле, что даже сегодняшнее состояние  педагогики есть огромный прыжок по сравнению с тем, что было сто лет  назад.)

То же самое можно сказать и про здравоохранение. В том смысле,  что хотя большая часть возможностей современной медицины и не была известна до  недавнего времени (опять же, возникает вопрос: почему?), но хотя бы элементарные соображения гигиены и эпидемиологии можно было бы соблюдать. Мыть руки перед  едой, пить кипяченую воду, не выливать, простите, дерьмо перед крыльцом и т.д.  Про канализацию и водопровод можно даже не напоминать – единственное, что тут  можно сказать, так это то, что данная технология появилась еще в III тыс. до  н.э., так что додуматься до нее можно было легко. Однако все это не применялось. Напротив, «популярная медицина» в течение тысяч лет являла собой поразительную смесь невнимания к элементарным (и при этом легко практически, логически выводимым) бытовым принципам и  поразительную любовь к крайне извращенным и дорогостоящим методам, к тому же еще и очевидно опасным для «пациентов». (Лекарства из мумий, ванны из масла с  добавлением толченых алмазов, клистиры по любому поводу и «превентивное» удаление зубов, как у несчастного Людовика XIV.) Можно сказать, что, наверное, из «исторической медицины» только кровопускание имело какой-то рациональный  смысл. Все же остальные «методы лечения» сводились к тому, чтобы отправить в  небытие больного максимально сложным и неестественным образом.

Причина  данной особенности была той же самой, что и с образованием: а зачем стараться  обеспечить здоровье населения, если его много? В том смысле, что наиболее  выгодным выглядит сохранение здоровой молодежи с высоким иммунитетом – что  обеспечивается высочайшей детской смертностью, на порядок превышающей таковую у  развитых общинных обществ – а так же быстрое «сведение в небытие» лиц с  уменьшающейся работоспособностью. Разумеется, эта «выгода» условна – как уже  говорилось, господа сами часто попадали в подобную ловушку, умирая от  чумы/холеры/дизентерии – но, тем не менее, в рамках дешевого труда выглядит  вполне объективно. И забавно, но при нулевом уровне здравоохранения вообще, одна его область – хирургия – в общем-то развивалась. Пускай и слабо – но все  же лучше, нежели все остальное. Поскольку она имела целью восстановление жизни самих господ, пострадавших в военных стычках. Впрочем, все мастерство хирургов, как правило, нивелировалось отсутствием стерильности и терапии как таковой…

И изменилось все это только во времена «дорогого труда», тогда,  когда жизнь работника стала более-менее цениться. Кстати, интересно: даже небольшой рост стоимости труда, который случился после Великой Французской революции, уже оказался значимым и привел к реальному прогрессу медицины. Антисептика, анестезия, отказ от большей части варварских методов лечения (вроде вдувания дыма в задний проход), наконец, первые шаги к реальной санитарии –  строительство канализации в крупных городах, начало уборки мусора и попытки  контролировать качество продуктов – все это было серьезным шагом вперед. Но  понятно, что реально развитие массового здравоохранения началось лишь после 1917  года, достигнув апогея во времена «золотых десятилетий».

Именно в это  время были заложены основы здорового существования – начиная с создания системы  коммунального обеспечения санитарии: канализации, водопровода, регулярного  вывоза мусора, строительства зданий, соответствующих санитарным нормам и  введения понятия «гигиены труда», и заканчивая сетью доступных для большинства  медицинских учреждений, в которых заболевшие могли бы получать необходимое им  лечение.

Еще раз повторю: уже на текущем уровне – когда оплата  за труд составляет около половины ВВП – наблюдается значительное увеличение  значения образования и здравоохранения. Областей, которые еще лет 100-150 назад  находились в очевидной «тени» производственной системы, и часто даже не  считались частью последней. То есть было общепринято, что ни привитие работникам знаний, ни обеспечение их здоровьем производству не нужно, и даже  вредно. Напомню, что примерно так отвечали российским педагогам  дореволюционного времени тогдашние руководители. Дескать, зачем развивать  обучение крестьян, если они эти знания в своей жизни применять не смогут, и  единственным результатом этого процесса станет только рост страданий от понимания народом своего тяжелого положения. Понятно, что уже сейчас мысли, подобные указанной выше, выглядят очевидной дикостью. И даже те, кто так считает,  стараются явно не афишировать свои взгляды.

Впрочем, события последнего  времени вполне явственно показывают, что даже незначительное уменьшение уровня  здравоохранения (скажем, снижение числа больничных коек в два раза с 1990 года  для развитых стран) или образования приводят к очень серьезным проблемам и у общества, и у его властителей. В том смысле, что возвращение массовых эпидемий или невозможность поддерживать современную инфраструктуру из-за нехватки  инженерных кадров оказываются для современной цивилизации очень и очень неприятными.

Но об этом, а равно – и о том, чем еще мир «дорогого труда»  отличается от «исторической нормы», — будет сказано уже отдельно…

Антон Лазарев

---

От редакции: Хорошо, что это словосочетание всё же прозвучало: производство человека. Потому что именно этот этап фактически совпадает с коммунизмом — когда и прочие условные меры (проценты от ВВП), такие как денежные меры и товарно-денежные отношения, отходят не просто на второй план, а вообще исчезают с исторической арены с развитием общественных фондов и отступлением частного капитала и капитала вообще из всего производственного цикла. Вообразить себе это большинству сложно, но коммунисту — нужно.

Задачей любого производства на индустриальном этапе развития общества — объективно и является производство/воспроизводство человека, причём в направлении его развития. Не прибыль, не прочие рудименты — позволяющие обслуживать «счётным аппаратом» производство и рынок — но человек (и не буржуй, конечно же, хозяин заводов — как мог бы тут пошутить любой филистер). Накормить человека, одеть, обуть, обучить — вот суммарная задача индустрии.

Тут же у ретроградов встанет вопрос: а как же такое возможно без посредничества денежной меры? И зачем это всё вкладывать в человека (если он, к примеру, лентяй или паразит)? Ответ: ради коммунистического ЕГО труда, который будет продолжением труда и предыдущих поколений и современников (паразитам в коммунистическом обществе места нет). Ради его неоценимых (это не фигура речи) прорывных научных открытий и другой работы на благо общества, которую может он выполнять по принципу «от каждого по способностям». Да, есть тут некоторые сложности с образом потребного будущего, но не стоит пасовать сразу. Материалисту необходимо вещественно, максимально реалистично видеть альтернативу миру эксплуатации (любого, а не только дешёвого труда). Слабо?

Запросто! И некоторые «мостки» в это будущее были построены в СССР. Как и «рука рынка», товарно-денежные отношения уже постепенно отмирали в СССР (тенденции были замечены ещё в 1960-70-х), но с возвратом критерия прибыльности, с цементированием прочих рудиментарных, по сути капиталистических понятий даже при плановой экономике (капиталовложения и пр.) — процесс этот как бы заморозился, застыл, хотя производительные силы и фонды росли. Описанный ещё Сталиным в «Экономических проблемах социализма» как ближайшая задача пятилетки период расширенного товарного производства (за которым вообще-то, по Сталину же, следует прямой продуктообмен между городом и селом) — растянулся на десятилетия, получил уже как бы политическую категорию «развитого социализма», но к следующему этапу — именно вытеснению безналичным расчётом наличного и отмиранию товарно-денежных отношений окончательному так и не подошёл. Именно это базисно объясняет многие проблемы — связанные с реставрацией капитализма как результатом «застоя».

Но говоря о «дорогом труде» — мы конечно же обязаны выходить за рамки буржуазной понятийности и мер, и говорить в дальнейшем не о высокой, стопроцентной оплате труда, но о труде уже коммунистическом, вне «весов» прошлых формаций и монетизации как таковой.

Д.Ч.