Алейда Гевара Марч: Если бы не санкции США, пять кубинских вакцин давно победили бы пандемию

Вчера прошёл очень важный и интересный интерактивный эфир очередной программы «Европа для Кубы», в котором центральным было часовое интервью дочери Че Гевары Алейды, простой, но государственно мыслящей учительницы. Эфир был весь посвящён Че Геваре, помимо интервью в нём прозвучал подробнейший рассказ журналиста-международника Олега Ясинского о путешествии по боливийским местам, где безуспешно пытался в 1967-м команданте сплотить новую партизанскую армию (по типу FARC EP), дабы начать уже континентальную революцию. Поскольку 6-7 октября и проходили последние бои отряда Че, загнанного, страдающего от обезвоживания и голода, но сражающегося — почти пятичасовой наш эфир, конечно, был проникнут духом высокой преемственности и непрерывности Кубинской революции.

В чате с нами была и Алейда Гевара Марч, и теперь её в духе Фиделя всеохватный часовой разговор о проблемах современной Кубы, о достижениях её образования, медицины, о несгибаемом духе социализма в кубинцах — мы приводим здесь, это первая сетевая публикация интервью после эфира. Кстати, в нём принимал участие и член ЦК ОКП Илья Знаменский, что отчасти даёт нам, однопартийцам, некий условный перевес и право на эту публикацию — хотя нет сомнений, что монолог Алейды, рассказывающей (помимо обсуждения самых «горячих» тем), в том числе, и о работе Центра Че Гевары, разбежится по интернету со скоростью звука.

А в качестве собственной контрибуции, дополнения к этому уникальному и актуальному видеодокументу — даю прошлогодний свой разговор с переводчиком Че. Думаю, так и надо встречать и отмечать эти дни, канун подлого расстрела Че — когда из одних рук выпало знамя революции, но теперь тысячи, а в будущем миллионы рук готовы нести это знамя вперёд — к победе мировой революции, к коммунизму в планетарном масштабе.

---

На мотоцикле с Че Геварой

Как-то раз говорит мне Лена Ткач у себя на Патриарших: не хочешь пообщаться с переводчиком Че Гевары? Это после того, как я отпечатал сто листовок на своём скромном принтере (на самом деле не листовок – но не суть, с градозащитой связано). Отвечаю: конечно, хочу. И тут оказалось, что сбудутся попутно две мечты – ещё и в «доме Высоцкого», не просто в доме, а прямо в его подъезде побываю, на Малой Грузинской.

Дом этот, конечно, не одного Высоцкого (сын его Никита там проживает, в той самой квартире ныне), там и Елена Коренева, из её же книги знаю, жила до отъезда из СССР (а может быть и поныне, на что очень надеюсь, – на полке книжной её имеется «Поэма Столицы»), и Кончаловский с Мигалковым имеют жилплощадь (тот самый, первый «стояк», с выходом кухонного балкона на Малую Грузинскую). В общем, когда уже началась коронавирусная паника, но только началась, ещё до всех самоизоляций, в самом начале марта я направился к Овсепу Манасарьяну. Не догадывался, однако, что погружусь через 1960 аж до тридцатых, через Кубу – приближусь к Испании времён её Гражданской и почти поздороваюсь с Михаилом Кольцовым, в реквизированной квартире которого жила семья моего героя…

Есть такое не то, чтоб поветрие, но модное сказание – про рукопожатия. Помните, наверное, оно и в новорусском новогоднем кино фигурирует, только в телефонной версии: «через шесть звонков аж до президента». Как бы расстояние в числе рукопожатий – и не то чтоб личное, но всё же непосредственное знакомство. Я шёл, конечно, за рукопожатием в первую очередь – через одного Человека с Че поздороваться.

Высокий, сильный человек открыл дверь. Тот самый, который участвует во всех акциях по защите района Пресни от наступления капитала, строительной мафии. С порога меня спрашивает: «Что там Гад, – я его называю Гад Нисанов, — продолжает строить?»

В общем, попал к своим. И кто бы догадывался, что этот боевой товарищ свой дух закалял на Кубе в дни Карибского кризиса? Первым протянул руку – не боится, не паникует. Передал мне пожатие Че первым делом… Я тогда с этого, главного, и начал беседу.

В семейном эпосе у нас хранится только мамино впечатление: видела Че в ложе Большого театра, высокий такой, говорит, очень красивый. Зал перед спектаклем не на сцену, а туда смотрел, на Че, а он очень стеснялся этого внимания… Но вот уже непосредственный его, хоть и недолгий, «служебный» друг без обиняков отвечает на вопрос, много ли общались и доходили ли разговоры до марксистско-ленинской теории.

— О таком не говорили, как-то не принято было. Были в хороших отношениях, всегда когда встречались, улыбался мне, как другу. Чрезвычайно жизнерадостный был, тёплый в общении.

— Но по-русски ни слова?

— Нет, бывало ему из газеты «Правда» переводил отдельные статьи, из журналов наших советских. Переводчиком при нём я был около полугода. И вот разок он прокатил меня на мотоцикле своём. Последнее интервью когда давал, совсем забыл об этом. Был и такой эпизод. Вот и весь личный автотранспорт министра, кстати – удивительно же сейчас? Он очень любил на мотоцикле кататься, знаете, наверное.

— Кто из моего поколения не читал и не смотрел «Дневники мотоциклиста»!

— Вот-вот! Причём, сейчас это как-то странно кажется, невероятно даже – но у него не было охраны. У Рауля точно была, всегда, он же генералом был тогда, а у Че, у министра – никакой. Ну и, когда он позвал прокатиться, я спрашиваю – как же так, без охраны по Гаване поедем? Он улыбается, говорит: «Ты – моя охрана». И засмеялся. Ну, тогда я отвечаю: «Тогда дайте мне оружие». Он тут же, вполне серьёзно: «Выдадим». Я ведь сидел с ними и в окопах… У нас Шкадов был генерал-лейтенант тогда, замечательный человек, и ребята там служили тогда все как на подбор, многие пока служили и язык выучили испанский…

— Вы же там в первый раз на практике оказались, ещё студентом? Какой-то отбор кадров, пресловутые комиссии КГБ проходили?

— Здесь – нет. Вот так, без отбора, объявили, что практика у нас будет на Кубе. И сразу годовая. Иняз считался одним из лучших вузов страны в 1960-х, ведь до того Сталин, понимая, видимо, продвижение мировой революции в мирном ключе, утвердил для наших студентов специальную повышенную стипендию в 45 рублей, остальные студенты получали по 22 рубля. А вот, если считать экзаменом на зрелость, уже на Кубе у нас экзамен сделали – позвали нас, студентов 4-го курса, ну я-то работал год уже там… И солдаты наши, которые там служили уже больше года, их тоже на этот экзамен позвали, посадили нас рядом. Они-то через пень-колоду знали язык. Ну, а я встал и ушёл – это же оскорбительно. Мне потом выговор сделали…

Но самое интересное на Кабане было, в 1964-65. Герои Советского Союза были преподаватели, полковники, подполковники – из Академии Генштаба. И занимались в Академии именно те, кто с Фиделем на Гранме высадился. Там был и командующий ПВО Освальдо Арапеса, и команданте Пинарес (настоящее имя Антонио Санчес Диас, — прим. Д.Ч.), который вместе с Че потом в Боливии погиб. Знаменит был тем, что заминировал весь остров Пинос в ожидании высадки десанта контры с американской стороны – и даже свой кабинет в Пинар-дель-Рио заминировал, взрывную кнопку имел прямо там при себе. И он мне говорил: «дорогой Хосе (ну, им трудно выговаривать Овсеп), ну ты же молодой (ну, как молодой – мне уже 26 лет), революционно настроенный, что ты тут всё «на гражданке», давай с нами!» Я спрашивал сразу – куда? А, вот согласишься, тогда скажем!

И только потом я понял, о чём говорил Пинарес – на главной площади Гаваны когда объявили что в Боливии погиб Че и вся его команда… Командующий ВМС тоже учился с нами на Кабане. Мне говорили наши ребята – как ты с ними запросто общаешься, это же маршалы! Ну, я им тут включал «армянское радио» — нет, мы не одного уровня, конечно, но от перевода значит гораздо больше. Так вот, возвращаясь к тому экзамену… Ну, меня и отстранили из-за того что покинул экзамен, за гордыню. Прибежал помощник генерала Шкадова: срочно! А я в теннис пошёл играть – там как-то пристрастился к этому виду спорта… «Нет, срочно, тебя Рауль спрашивал! Где, говорит, Хосе, почему его нет?»

А я Раулю рассказал. Они относились ко всем нашим ребятам так – как к своим. Я и сам там кубинцем стал быстро. Они поразительные ребята. Вот одна бутылка пива есть – и тридцать человек радуются. У них нет мещанства этого, которое и тогда было у советских чуть-чуть, а сейчас – всё захватило и подавляет. «Только бабло»… А там нет такого и тогда тем более не было! И я с ними общаясь многому очень научился.

— Первый визит на Кубу чем запомнился?

— Первый это был 1961-62 годы. На теплоходе «Грузия» я плыл туда. Это был пассажирский, но прошедший Вторую мировую  теплоход (союзнический, 1939-го года, построен на британской верфи Swan Hunter, назывался «Собеский» — практически «Советский», — прим. Д.Ч.)… В 1961 тысячу кубинцев из Гаваны забрали на учёбу в СССР – привезли в Ленинград, многих и на Ставрополье отправили, учились. «Кадры решают всё», там бурное соцстроительство шло тогда. И уже в 1962 году – обратно плыли, с нами.

— Как раз к Карибскому кризису чтоб поспеть…

— Ну, этого мы тогда и не подозревали! И вот когда туда мы плыли – были в трюме наши военные. И я так понял, что в 1961-62 на этом теплоходе возили туда ракеты постепенно, по частям. Я в ЦДЛ потом рассказывал ведущему «Международной панорамы» – но он побоялся по цензурным соображениям. Он ржал, но опасался такое давать в эфир… Когда подходишь к Кубе – облёт ВВС США обязательный. Низко, на бреющем проходят, попугивают, разглядывают. Летит пилот – видно лицо над палубой. А со мной рядом моряк стоит, из экипажа «Грузии». Ну, после первого круга, он так напрягся, в глазах вижу – какая-то весёлая ненависть блеснула. Достаёт моряк член и пилоту американскому помахал. Я чуть не упал со смеху, но мы оба понимаем – вызов брошен, сейчас ещё разок так на бреющем пройдёт, на гашеточку нажмёт, и крупнокалиберным своим нас срежет, и нет нас на палубе… Но смотрим – нет! Облетел, помахал крыльями, и была видна улыбка его. Вот так пообщались перед Карибским кризисом…

— Настрой какой был у тех, кто на палубе не показывался во время облётов?

— Только боевой, конечно. Железные люди, и очень весёлые в то же время. Благодаря им и выстояла тогда Куба, прошла испытание. Там я первый раз увиделся с Раулем. Он поднялся на теплоход приветствовать всех. И я ему – первое попавшееся фото сую, чтоб подписал. Он удивился – почему Гагарин? Ну, я объясняю: Гагарин это наша гордость, теперь не только Куба, но и космос наш… И он расписался, улыбнулся. Знаете, простые они очень были ребята – ненавидели церемонии! Никакой собственности ни у кого – хотя, вы знаете, они же с Фиделем из богатой семьи. Очень богатой – земли, всё… И – ничего. Всё отобрали у себя. Вот это сила революции в умах была – если кто-то может это теперь понять… Им вообще ничего не нужно.

— Какие-то отличия в тактиках комананте замечали? У братьев Кастро и у Че?

— Насчёт Че не скажу точно, об этом не говорили. А вот Фидель обычно говорит – «Надо идти прямо». А Рауль – «Нет, надо идти левее, вот здесь лучше свернуть».

— Всё складывалось сложнее, чем хотелось бы Фиделю – он ведь и в Карибском кризисе был уверен, что мировая революция через Кубу осуществится.

— Вот-вот, требовалась техника революции, всё более сложная, в том числе и шпионская. И тут СССР помогал именно как форпосту социализма Кубе, как же ещё! В Лурдесе мы открывали в 1966-м году ту самую станцию. Феноменальная станция была – можно было слушать вообще всё побережье США на сотни километров. На открытии я присутствовал, нам показали, какая потрясающая дальность прослушки локаторами. А в 2002-м году мы её «отменили». Заявление посла было: мол, дороговато это России. Я его лично спрашиваю – что, действительно, 200-300 миллионов долларов обслуживание? Нет, говорит – 20 миллионов долларов. Что такое 20 миллионов долларов в год? Не надо никаких разведчиков засылать, Чапманих и прочего – не надо! Это какая экономия на человеческом факторе и на риске как таковом, на внедрении и т.д. ведь это всё стоит огромных денег – куда больше, чем Лурдес! Ну, и станцию-то строили наши ребята – на века, она простояла бы ещё десятки лет. И, как Путин пришёл – вдруг всё, обрывают, не нужно нам там ничего слушать.

Я свидетель, когда открывали – можно было слушать, что американец из машины своей говорит за 80 миль. Я тогда не знал — сейчас мне товарищи рассказывали, что вообще слышно было даже что президент США говорит. Вот что такое был Лурдес! До Майами 180 миль. Я понимаю, в 2002-м мы заискивали перед США, новый президент, новые отношения. Большая, ужасная ошибка!

— Это предательство Путину никто ни там, ни здесь не простит – это было чёткое политическое решение!

— Мы кубинцев предали, что скрывать.

— Есть обоснованная версия, что отношения с СССР ещё до нашей контрреволюции испортились, Горби санкционировал КГБ спецоперацию совместную с ЦРУ, готовилась в 1989-м, но её сорвали кубинцы. У них потрясающее чутьё на предателей.

— Ну, тогда его расстрелять надо, если действительно так. А то всё празднует – 89 лет ему, видите ли, радуйся страна… Но вернёмся на Кубу. У Рауля была группа на «Пунто Уно», группа министров и он. Четыре с ним человека. И меняли постоянно коттеджи, чтобы в разных, чтобы запутать. Рауль и в Академии Генштаба слушал лекции наших преподавателей, но без меня. Директор на Кабане – тоже с Гранмы. Рауль был отдельно, в целях безопасности. Постоянно просил меня рассказывать анекдоты из серии «армянского радио». Рауль считал, что у армян и кубинцев схожее чувство юмора. В перерывах между занятиями он не отпускал меня от себя ни на шаг. Мы много смеялись, я ему рассказывал и байки о студенческой жизни, в общем без чинов общались, товарищески.

Но так работала наша разведка – все чисто, честно. Один наш генерал узнал о разговорах наших и сказал – слушай, вы не имеете права оружия здесь брать в руки! Но я отвечаю: я же обучен. А если десант из США – я буду вместе с ними, в одних окопах, не прятаться же!..

Когда уже собирался уезжать, помощник Рауля мне говорит: хотим тебе подарок сделать, японский магнитофон. Я так удивился: Куба – и японский магнитофон… Я говорю – вы мне лучше крокодила подарите. Вы же сами пишете, что ваш остров в форме каймана – правильно? Там есть специальный питомник корокодилий, под эгидой Фиделя работал тогда, пришли на мостик, встали – видим морды крокодильи. Вообще это очень дорогое изделие. Можешь купить как турист сувенир. Приспосабливают даже под пепельницы. Тут на меня выглянула морда трёхметрового каймана. Сейчас бы не стал, конечно, заставлять мучить животное, но тогда хотелось увезти  в СССР символ кубинской недосягаемости для империализма. Вот этот красавец на стене со мной с 1965 года, посылкой на пароходе прислали…

— В предыдущем интервью вы упоминали, что росли с матерью, без отца и после школы работали на секретном военном предприятии, в так называемом «почтовом ящике», слесарем-водопроводчиком 5-го разряда. А в каких краях Москвы обитали?

— В бывшей квартире главреда «Огонька» Михаила Кольцова – знаете такого?

— Кто же не читал «Испанский дневник», конечно знаю!

— А дом его – «Жургаз», как его в народе прозвали, журналистов-газетчиков здание знаете в Первом Самотёчном?

— В стиле ар деко – да, конечно, есть там особенное здание, а дальше ещё типография НКВД тех же времён постройки, памятник конструктивизма.

— Вот-вот – при нас уже типография КГБ была, видимо, поныне за ними и осталась, они и домик там во дворе, на бывшей типографской территории элитный отстроили, башню. Так вот у Кольцова там, в «жургазе» была огромная квартира с высоченным потолком – там они разные по проекту. Потом, после того, как был разоблачён и расстрелян – квартиру поделили под коммуналку, там и люди Берии рядом с нами жили. Вот в тех местах мы обитали…

Дмитрий Чёрный, член ЦРК ОКП