От Любимова до Апексимовой: приватизация, Содружество, ДепКульт

«ВОТ ОНИ, НАСТОЯЩИЕ-ТО ФАШИСТЫ, У КРЕМЛЁВСКОЙ СТЕНЫ ЛЕЖАТ!» (Любимов, январь 1992 года — см. В.С.Золотухин
«На плахе Таганки», М. 1996)

Театр на Таганке, исторически связанный с именем Юрия Любимова — не столь на слуху нынче, сколько театр, который после раскола труппы возглавил Николай Губенко. Театр «Содружество актёров Таганки» — после смерти Губенко попавший в очень плохие руки, но попавший — закономерно… Хороший для ознакомления с проблемой видеоматериал сделал Константин Сёмин — интервью с вдовой Николая Губенко Жанной Болотовой.

Однако здесь мы видим уже последнюю серию событий — а чтобы уловить весь политический смысл именно цепи, развития, динамики и диалектики событий, начинающейся в 1992-м году, нам потребуются дополнительные материалы. И теперь они у нас есть, благодаря тесному сотрудничеству двух «старых большевиков», познакомившихся на собрании окружкома СКМ ЦАО на Остоженке-13 осенью 2000-го года. Как и почему произошёл раскол труппы театра на две части?

Итак, вникаем сперва в события начала 1992-го года, вспоминаем им предшествовавшее триумфальное возвращение в 1989-м году Юрия Любимова из «Израиловки» (как сами московские евреи любят называть те края — хотя за эту эмигрантскую пятилетку он успел поколесить по столицам и других государств) на волне уже очевидно побеждающей социализм перестройки. Любимов не просто вернулся — вернулся любимым всенародно, и в годину победы как раз тех идей, которые он всё более зримой фигой в кармане держал в своих театральных работах начала 1980-х… Всего за пятилетку самим деятелям из ЦК КПСС удалось сделать то, что казалось бежавшему за границу (точнее — не вернувшемуся, невозвращенцу, лишённому гражданства) Любимову невозможным при Андропове — о, как недооценивал то кадровое наследие, что Андропов оставил, наш театральный «демократ»!.. Перестройка задумывалась именно им, Андроповым, но попала в руки балабола Горбачёва и обрела обвальные масштабы, контролю партии не поддающиеся.

Любимов, сделавший славу на замечательных актёрах и на скандальной антисоветчине (которая дозволялась Брежневым и Андроповым  — для видимости «свободы творчества» в СССР — свидетельство «разрядки» у нас — для Запада), не брезговавший принимать от ненавистной ему власти награды (Сталинская премия, номинация на Госпремию в начале 1970-х за спектакль «А зори здесь тихие», орден «Трудового Красного Знамени», полученный в Кремле к 60-летию Октября, звание «народного»), член КПСС — стал «первопроходцем» бандитской приватизации уже в январе 1992 года.

Его однажды спросил сын ещё в 1970-х, проходя с папой мимо здания театра: «Пап, а это НАШ театр?». Любимов мечтал об этом уже тогда, НО… В июле 1984-го Указом Президиума ВС СССР был лишён советского гражданства за скандальную пресс-конференцию в Италии (с Андреем Тарковским), где заявил о «низком культурном уровне советских руководителей». Это стало для власти «последней каплей» (ранее, в 1983 г. пребывавшего за рубежом Любимова исключили из КПСС). В 1989-м стараниями Губенко он «вернулся на коне» под стрёкот кинокамер, но в театре почти не появлялся, предпочитая руководить им «издалека». Наконец, после событий августа 1991 — вернулся уже на постоянное жительство с жинкой-венгеркой, чтобы присвоить театр, выкинув на улицу часть труппы.

Любимов вернулся не просто в СССР, но в СССР, готовый обрушиться из социализма назад в капитализм — вот какой он хотел видеть свою родину. Торжествуя на чужбине в августе 1991-го вместе со всей демократически настроенной арт-элитой, Любимов стал задумываться о будущем театра уже при капитализме, наверное, первым среди коллег-шестидесятников. Именно так великий режиссёр-постановщик и додумался до проекта контракта, вручённого Гавриилу Попову. Контракт по нынешним временам — временам победившего капитализма и социального регресса, — не являет собой ничего страшного. Точно такие по сути контракты правительство Москвы подписывает сейчас с режиссёрами вроде Серебренникова (миллионы они по контрактам получают крупные и права на эксплуатацию труппы изрядные) — правда, ни о какой приватизации там речи не идёт, всё давно приватизировано…

А в контракте Любимова такой пункт был — он желал приоритетного права на приватизацию помещения театра, а вдобавок ещё и таких прав обращения с коллективом, которые имели разве что дворяне и помещики дореволюционной России в своих крепостных театрах. Он предлагал правительству Москвы, например, закрепить по этому контракту с ним право решать все внутренние споры с актёрами в Европейской суде по правам человека — тога он располагался в Швейцарии.

Да-да, этот светоч демократии и свободы, в кабинете которого красиво расписался Владимир Путин, как и все подобные ему борцы за свободу Личности, — хотел закрепить свободу своей собственной личности на эксплуатацию труда актёров, на эксплуатацию их самих в качестве рабочей скотины (конкретно свиньями он их звал — см. сюжет ниже) — уже на бумаге. Оставив их таким образом бесправными крепостными, а себя сделав локальным царьком.

Стоит ли удивляться, что в этой ситуации советские актёры восстали против потенциального приватизатора? Ещё как восстали — на их глазах частная собственность на средства производства (коими оказывались едва ли не они сами — помимо помещения, реквизита, сцены, прожекторов и т.д.) прокладывала себе дорогу. Губенко лишь предал гласности документ, по которому Любимов планировал работать «на Москву» — но этот проект, очевидно, взбесил даже другого либерала и антисоветчика Гавриила Попова, мэра Москвы на тот момент…

Со своей стороны, коллектив театра лишь потребовал у Любимова не играть с ними и правительством Москвы в закрытую. Конфликт этот живо отразил идущие в стране и обществе процессы — не смотря на то, что Советская власть была низложена политически в августе 1991-го Ельциным, фактически она оставалась на местах, причём избранная на демократической, а не номенклатурной основе. И эта власть, конечно же, не дала бы по таким вот контрактам волю приватизаторам грести в свою собственность то, что им хочется… И в 1993-м именно эта линия соприкосновения властей — реформаторов и Советов, — перейдёт в октябрьский танковый расстрел первыми вторых в Москве. Чтобы уже открыто проводить приватизацию и править конституцию под капитализм…

Николай Губенко выступил в этой ситуации не просто как советский патриот, но и как сторонник коллективной формы собственности — и не так важно, был ли он до того любимчиком Любимова. Важна его политическая и идеологическая, чёткая в данном случае позиция — он выступил от имени представленного по контракту-проекту едва ли не в правах крепостных теперь коллектива, и одержал победу, парадоксальную для того времени. Правда, и эта победа означала, что Любимов заполучит в свою вожделенную собственность лишь часть театра, а вот вторая часть — достанется Содружеству актёров, не пожелавших стать крепостными, бесправными, нанимаемыми и судимыми в случае несогласия в Швейцарии.

Кстати, в плане морального облика этот бенефициар контрреволюции и столп демократии — был далёк от идеала. Ещё одним поводом восстать против отца-основателя у актёров были факты банальной невыплаты им того, что причиталось на гастролях — что зарубежная, принимающая сторона отводила именно на выплату им, пролетариям сцены, за игру в спектаклях. То есть называя лжецом Любимова ни Губенко, ни Филатов — нисколько не погрешили против истины.

То есть Любимов, как позже и Мигалков, и целый легион сторонников Ельцина (а после него — конечно же и Путина) от культуры — всего лишь добивался капиталистических прав. Невинная штучка по нынешним временам — но для 1992 года это было ещё наглостью, а вдобавок и попранием коллектива и коллективной формы собственности (социалистической, прежней). Являясь в своём театре капиталистом, Любимов требовал признания себя таковым и со стороны властей Москвы, Моссовета и мэрии.

И она признала — но частично. Отдав половинку театра Губенко и коллективу, который ославил Любимова как эксплуататора и приватизатора. Кстати, доставшуюся часть театра он заполучил именно на этих правах — правда, славу свою его театр с тех пор и утрачивал. Но не будем углубляться в эти нюансы пока…

Нам интересно вот что: для своего времени Любимов был представителем либеральной школы, театра скандального и политизированного, шокирующего — такого, который позже назовут Новой драмой (это же направление учредит премию «Золотая маска»). И, что интересно, нахваливающий его экс-министр культуры Швыдкой — тоже новодрамовец и тоже теперь собственник кабаре-шантана, который устроен в помещении кинотеатра «Россия». И как раз-таки линию Любимова — но уже не вопреки мнению властей Москвы, а с их подачи, — продолжает Апексимова.

Мелькающего там выше помощничка и наследника Любимова, Бориса Глаголина я знаю лично — доводилось не раз встречаться на одной московской кухне с видом на Кремль и Ивана Великого… Так вот, идеалом его режиссёрским остаётся… нет, уже не Любимов! Анджей Вайда, которому он предоставил однажды сцену. Вот такие это не просто либералы — но ненавистники СССР, стопроцентные, до остервенения этого польского (мы-то знаем, что «Катынь» — фильм Вайды не документальный, приписывающий расстрел польских офицеров НКВД всё по тем же фальшивкам, что пытался «обнародовать» для «Суда над КПСС» Александр Яковлев)…

Но что нам Глаголин, если и та часть театра, которая в годину контрреволюции захотела сохранить коллективизм и здоровый взгляд на историю СССР, — теперь тоже попала в такой же ощип, который Капков (предшественник Кидовского, да-да, от слова «кидать», в Департаменте культуры Москвы — поседевшей на своём посту лживой сволочи, мелькнувшей в сюжете Сёмина) устроил Театру Гоголя. Ведь это ставленник Абрамовича Капков взял и разогнал фактически труппу театра — посадив туда княжить такого же как он либерала Кирилла Серебренникова. Того самого Серебренникова, что друг Суркова и казнокрад (что доказано судом прошлым летом) — и сей деятель «Новой драмы» конечно же устроил из Театра Гоголя «Гоголь бордэлло».

На этом реформаторы не остановились, а лишь раскочегарились — причём на сей раз не ДепКульт Москвы, а федералы. Они в 2019-м пришли, как в той сказке об избушке ледяной и лубяной, — к Дорониной, и, наврав с три короба, выжили её из МХАТа имени Горького, посадив на её место тандем Боякова и Прилепина, тоже новодрамовцев, одобренных Мединским. Теперь именно эта судьба уготована Театру Губенко — который возвышался утёсом непокорённым среди буржуазного безобразия, новодрАмства, пошлости и деградации, ставшей государственной и московской политикой в области культуры.

Я бывал в обоих театрах, в любимовском смотрел «Мастера и Маргариту» с героиней моего рассказа «Вера The Стерва» (из книги «Верность и ревность», 2012) — скучноватый спектакль с пожилым Александром Трофимовым в роли Воланда, за исключением спиной сидящей к залу полуголой Маргариты — мало что запоминается. Но гораздо лучше в «Содружестве»! Театр «Содружество» пускал к себе и съезды Московской организации КПРФ (сам выступал перед съездом — простой, человечный, умный), и даже Съезд русского народа (бывало и такое в «боевых нулевых»). В общем, Губенко не скрывал своих патриотических взглядов, был советским, был сталинцем — до конца. Тем и заслужил почтение посмертное — не только как искромётный актёр и режиссёр, но и как мудрый организатор культурного сопротивления в точках его роста — в самые трудные времена.

Кстати, и Бояков, как Серебренников, мгновенно проворовался на высоком посту (причём растратил десять миллионов из Фонда Путина), и опричник-элитарий Прилепин явно не засидится в театре, он стремится поближе к государю, к Кремлю… Слово теперь за Апексимовой!

Нам же больно видеть, как театр, остававшийся советским благодаря Губенко несколько десятилетий, как и театр Дорониной — отдают под кабаре-шантан новодрамовцев. Впрочем, тут есть некоторая историческая логика: как собственник помещений, «город» (в лице всё тех же системных либералов) имеет право решать, что и как ставить на этой сцене. Что не удалось диктатору Любимову в «своём» театре — теперь сделают московские сислИбы из двух его половинок, вот увидите — будет и «Падение берлинской стены» скоро… Городу ни флаг СССР, ни советский патриотизм тут — не нужен!

Дмитрий Чёрный, гражданин СССР, москвич в 8-м поколении