Пустота как памятник 90-м и Железный Феликс как Антипустота

Итак, завтра начнётся голосование москвичей по вопросу возвращения памятника Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому на своё законное место. Попытка властей развернуть здесь полноценную дискуссию, референдум (не проводя при том его в связи с куда более важными, всероссийскими вопросами, как в случае пенсионной реВОРмы) — немного даже удивляет. Впрочем, после явной подсказки из пресс-службы Путина, что Кремль конечно же за Невского, — можно «референдум» и не проводить…

Но что любопытно в данном случае, так это локализация, намеренное сужение вопроса и ареала голосования. Ведь Москва-то это не просто территория проживания москвичей, это столица нашей Советской родины — пусть и уменьшенной, и переименованной всё теми же господами, что вандализировали памятник Железному Феликсу. Столица получает из федерального бюджета огромные средства, — нестабильно, в зависимости от «урожая» нефтерублей, — именно на «исполнение функций столицы». Куда и как расходуются мэрией и Мосгордумой эти средства, вопрос отдельный. Важен сам факт того, что федералы вообще-то всё понимают — что этот вопрос, стоять ли Железному Феликсу на его законном месте, не могут решать одни москвичи (в основном буржуазно настроенные, то есть давно числящие себя не гражданами СССР, но «дорогими россиянами»).

Скажем, приезжающий полюбоваться столицей советский патриот, каких в стране большинство, миллионы — не имеет права высказаться, нужен в столице памятник Дзержинскому или нет. Да и здание, у которого должен стоять памятник — здание КГБ СССР, ныне — ФСБ. Структура не московская, а федеральная. Кстати, возле московской структуры — у здания МВД на Петровке-38 бюст Феликса Эдмундовича — давно стоит, возвращённый Советом ветеранов МВД на своё место после точно такого же, как на Лубянке, вандального демонтажа «демократами».

Это несправедливо, конечно же. Но мы помним, что с нами играют шулеры высшей выучки, играют с того самого 1991-го года. Проводя этот «карликовый референдум», они же — в первом поколении демократов, — наплевали на итоги мартовского референдума 1991-го года, когда советский народ чётко проголосовал за СССР. Но и тогда, в августе, за всю страну решала Москва — вкусившая ассортиментов «комков», и не желающая «возвращения казарменного социализма»…

На всё это стоит посмотреть в исходнике, чтобы ощутить атмосферу того момента, когда толпа ублюдков (большинства из них уже нет в живых — это самоубийцы фактически, за первую пятилетку реформ вымершие от пьянства, нищеты и наркомании), как выражались некоторые из них, пришла «Дзержинского вешать».

Вот так, кстати, ранее «мирно переходили на сторону демократии» военнослужащие у «Белого дома». Фотофакт вослед триколорному празднованию 23 февраля.

А теперь — любительское видео, на котором демонстрируется вандализм на площади Дзержинского и хорошо слышна речь Елены Боннер, накачивавшей толпу ненавистью к Железному Феликсу, к КГБ СССР, к Крючкову, на которого пала вся ответственность за создание ГКЧП (хотя замысел это был труса и предателя Горбачёва). Антисоветчица Боннер честна перед толпой — она «кровница», для неё расправа толпы над символом беззаветного служения трудовому народу — это месть за расстрелянных родителей, контрреволюционеров. Акценты расставлены чётко. «Кровники» — недобитые ЧК, ОГПУ, НКВД и КГБ СССР (а некоторые и в КГБ закравшиеся, ныне — силовигархи) пришли мстить тем, кто охранял от них Советскую родину изнутри. Мстить всем хранителям внутренней безопасности — в «лице» памятника.

Отрывок из романа-эшелона «Времявспять»:

…счёты, которые требовала свести с «КПSS» толпа – ещё не нащёлкались. три – на три, глаз за глаз. и в четверг же вечером, двадцать второго, снова собравшись на Манежной, но уже не имея никаких препятствий в виде бронетехники, а наоборот имея попутчиков из танкистов – толпа хлынула вверх к площади Дзержинского. логика победы демократии требовала не только живой, но и железной жертвы. являвшееся долгие десятилетия головной болью для гигантских исследовательских институтов США, и не только для ЦРУ – КГБ теперь олицетворяло главного внутреннего врага. Крючкова, не показывавшегося ни разу, вычислили и символически решили казнить в лице доступного памятника весьма далёкому предшественнику.

два иностранных подъёмных крана (один из них KRUPP — Крупп мог только мечтать о таком отмщении за разгром вооружённого им вермахта) и одна выдвижная башня аварийки вытянулись, зашевелились, словно шеи бронтозавров, проглянули из-под толщи веков, высмотрели в ночи крепление Эпохи – и начали его сгрызать. толпа вешала Дзержинского, реализуя мечты белоэмигрантов вековой давности, и он оказался удивительно лёгок для такого немощного на вид крана с жёлтой стрелой. набрасывая на шею борца с беспризорностью трос и под мышки легендарной шинели его подхватывая, беспризорники перестройки – неформалы, казаки, демократы и анархисты набирались немыслимой прежде силы, вершили ещё не вполне им понятный суд… отрепье в рваных джинсах и с триколорами ликовало радостью туземцев, поедающих Кука. центр социалистического притяжения биполярного мира удаляли сами же обитальцы советской земли.

вешали они памятник, но от этого повешения должен был погибнуть другой, вдали, — и послезавтра погибнет, после такого «приведения приговора», почти как от надписи «Забьём снаряд…» – счастливые от своей победы «Вести» показывали утром в пятницу этот суд площадной, словно парижскую гильотину. хорошо всегда освещённый прожекторами с «Детского мира» и серого здания метро «Дзержинская», уже демонстративно, как голова Дантона, приподнятый над своим постаментом под дружные аплодисменты и ликующие подвывания площади, Железный Феликс хмуро и философски оглядел толпу своих ниспровергателей, непроизвольно повернулся на тросах палачей…

без постамента, без земного притяжения родной Эпохи, повисший наискось, он казался отчаянно лёгким и беспомощным, с нелепым раструбом шинели, но непоколебимый лицом. это осуждающее лилипутов лицо и поспешили поскорее уложить на землю, а потом на лафет, благо имелся «трофейный»… сами же танкисты, мускулистые красавцы демократии, руководили укладкой памятника туда, где жили до этого их танки для быстрой доставки. лилипуты, свалившие Красного Гулливера, тотчас установили на его место самих себя с флагами, плоть победила железо, «мы не винтики, мы личности!», конечно же. становая, твёрдая  часть механизма размером в одну шестую часть суши, но прожившего лишь одну человеческую жизнь, — удалена, теперь всё иначе зашевелится, без ненавистного магнита, без страха наказания, без ока чекиста: свобода!.. символичная варёнка забралась на место железной, всю страну охранявшей шинели, из которой вышло не одно поколение защитников социалистической законности и рубежей СССР…

маятник нашего века остановился именно здесь – покачавшись, монумент успокоился на земле мёртвой тяжестью материала, уже без вложенного в него Вучетичем смысла. часы революции остановились.

однако всё это видевший утром на телеэкране Ахромеев, привёл в исполнение их, обезумевших толп, приговор Дзержинскому, а значит и себе – лишь в субботу, 24-го. ведь это не Феликс, который бы тоже не дрогнул, как в подавлении бунта левых эсэров в июле 1918-го, а он, Сергей Фёдорович пытался давить танками контрреволюцию. всё ещё в Кремле, уже лишившемся силы притяжения, маршал решил умереть на посту – словно в окопе, ДОТе или ДЗОТе.

надев мундир со всеми своими фронтовыми и последующими орденами, он предпринял первую попытку повеситься, используя оконную ручку в качестве зацепки. мешало всё – подоконник, холодная батарея… надо иметь самообладание самурая, чтобы так неудобно вешаться… верёвка, — беленькая синтетическая, волокнистая, которой перевязывали торты и прочие покупки, в Детском Мире, в Военторге и прочих магазинах по всей стране, — не выдержала веса героя Советского Союза. он методично и (!) иронично зафиксировал в записке первую неудачу, и второй раз уже победил сопротивление обстоятельств желанию уйти, бессильно повис над батареей: «Не могу жить, когда гибнет моё Отечество и уничтожается всё, что я всегда считал смыслом в моей жизни. Возраст и прошедшая моя жизнь дают мне право уйти из жизни. Я боролся до конца».

На фоне этих событий, конечно же, нужно послушать и другую сторону — тех, кто сейчас представляется чуть ли не патриотами СССР, как Мигалков. Но вот вам — он сам, выступающий по внутреннему радио «Белого дома», а так же лично наблюдавший чуть позже как истекает кровью чета Пуго Явлинский и болтливый «гусар» Уражцев — все, конечно, ельцинисты, плохо скрывающие преданность «первому всенародно избранному президенту». Впрочем, характерной фамильной лакейской радости от Пирровой победы национал-сепаратистов, победы России над СССР — не скрывает и Мигалков. Пушкин не знал Карла Маркса! (кто и когда критиковал Пушкина в СССР по этому пункту?!!) Вот он где — ключ к пониманию «России которую мы потеряли», вот она, уже чётко ощущаемая элитой щёлочка для устремления исторического времени вспять…

Любопытно послушать, какими разговорами и настроениями, каким предательством интеллигенции творческой советского народа ради упомянутых Мигалковым «россиян», предательством народов всего Советского Союза, который их вскормил, — сопровождалась местечковая, московская контрреволюция («подавление путча» — на языке контры) и вандализм на площади Дзержинского. Впрочем, на Мигалкова у нас теперь кейс богатый — ему посвятим отдельный сюжет. Возвращаемся к Железному Феликсу.

Рассказывать, что этот акт вандализма был от начала и до конца беззаконием — наверное, не стоит, поскольку акт этот и был установлением новых «законов», закончиков уже буржуазного государства. От этого события дистанцировался даже такой демократ первой волны, как Москвин-Тарханов (из фракции СПС по команде Лужкова легко перепрыгнувший во фракцию «Единой России» в Мосгордуме): «мы на площади не были, мы ома пьяные лежали — от счастья, от победы демократии». И гораздо лучше меня расскажет об этом сам участник событий с «той» стороны, Илья Константинов (в 1993-м — защитник ВС РСФСР, в 1991-м тоже защитник, но «Белого Дома», Ельцина и демократии):

Я очень хорошо помню день сноса памятника Дзержинскому. Нас (меня и депутата Гуревича) тогда послали от ВС прямиком на Лубянку, в КГБ — договариваться, чтобы те не стреляли. И попали мы, к нашему изумлению, сразу к тогдашнему главе КГБ — знаменитому Л. Шебаршину. Об этой встрече есть и у меня в книжке, и в воспоминаниях самого Шебаршина. Памятник сносили, а КГБ не стрелял… Мне всегда был не слишком симпатичен этот символ революционного террора. Но я в принципе против сноса любых памятников, особенно таких, в которых отражена целая эпоха в жизни страны и народа. Не нравится мне пустая бессмысленная борьба с символами, заменяющая проблемы со смыслами. Как будто — как только снесли — так наступила всенародная благодать, демократия, благосостояние и духовность в одном флаконе. Но уж раз снесли, значит снесли. Хорошо, что без крови. Ведь сам по себе демонтаж памятника Дзержинскому, само по себе пустое место в центре Лубянской площади — тоже своего рода памятник — тем событиям, что происходили в нашей стране в начале 90-ых.

Вот так! Отсутствие памятника — тоже, оказывается, памятник. Тем более что и площадь в районе постамента и памятника перекроили уже на какие-то лоскуты по лекалам собянинской «урбанины», поверхностно озеленённой, family friendly… Но какая неожиданная преданность «идеалам августа» у патриота! Который — когда мы работали вместе пару месяцев, — в 2007-м году по радио России заявлял, что народ никогда не смирится с олигархатом у власти, который украл у него нефть, газ, заводы… Да-да — это ведь итог контрреволюции. Но вот, оказывается, пустоту на месте Железного Феликса, борцы за национализацию Лукойла, Роснефти и прочих частных по сути компаний — чтут превыше «символа революционного террора»!.. (как будто террор красный был первым! а не ответом на белый, причём только после покушения на жизнь Ленина и убийства Урицкого)

Далее даю собственную коллекцию. Для того, чтобы напомнить: Дзержинский отнюдь не персона нон-грата в нашей стране, в нашей большой стране, включая Украину и Белоруссию (Минск — там он как стоял у КГБ так и стоит, слава Антимайдану)! Да-да, в 2012-м я имел счастье посетить с презентацией «Верности и ревности» (рассказ в романах) Днепродзержинск и запечатлеть центральный его, стержневой монумент.

Справа от памятника горсовет, на котором давно остановились часы. Увы, через два года они уже пойдут в обратную сторону, а что правосеки с памятником сотворили в 2014-м — и подумать страшно (забрать бы его теперь к нам! наверняка же остался, как и первый памятник Прометею 1920-х без постамента в музее под боком экс-обкома). Кстати, памятник — явное подражание работе Вучетича, только подпись тут интереснее: «Бесстрашному солдату великих [событий], восстанавливавшему нашу промышленность…» Ныне, и в городе-то его имени лишённом — ни промышленности толком, ни свершений, ни даже бюста Брежнева, который отсюда родом. О многом говорит — хотя памятник в 1991-м у нас в Москве тронули — а здесь нет, сколько лет прошло, пока не докатилась волна московской декоммунизации!..

А вот ленинградский Железный Феликс. Стоит себе, никому не мешает неподалёку от Смольного — памятник поставлен буквально за пару лет до контрреволюции, кстати. Никто на него покушаться и не думал, и не смел — уважают! Рядом, по другую сторону улицы стоит и памятник Брусилову. Не ссорятся, дружат монументы — потому что в единой Советской парадигме работали и работой славу на века заработали…

И вот совсем недавний, октябрьский снимок — Пенза. Памятник, встречающий многих прибывающих на железнодорожный вокзал. Рядом, в бывшем ДК железнодорожников — нечто церковное, но на паритетных началах, конечно же, попы памятник не трогают… Впрочем, с них станется, они обнаглеть могут — если Москва подаст пример.

По всей стране стоят памятники Железному Феликсу. Никого не оскорбляют, напротив, воспитывают — потому что не только мы помним, «делать жизнь с кого», но и те, кто смотрел такие фильмы, как «20 декабря» и «Особых примет нет». В годину вымирания населения РФ, когда снова возникла беспризорность, с которой эффективно боролся Дзержинский, давая миру образчики социализации, казалось бы, совсем безнадёжных элементов (в работе с беспризорниками участвовала и моя бабушка, кстати — отдавая пролетариату долг образованных классов), когда промышленность, которую после Гражданской он восстанавливал в ВСНХ, в чудовищном состоянии (78 тысяч уничтоженных за время «путинской стабильности» заводов и фабрик!) — конечно же именно в Москве, в центре столицы России Железный Феликс не имеет права возвышаться!

Парадокс, исторический парадокс — доказывать своё право на московскую прописку обязан тот, кто всю свою жизнь отдал социалистической родине. Не он, конечно, но мы — потомки славных дел, должны доказывать эту аксиому…

Но я не сомневаюсь в вас, товарищи — голосуйте на доступных нам порталах, чтобы потом не было мучительно больно. Какую игру, а точнее розыгрыш они, — московские системные либералы, — попробуют с нами провести, это уже их морально-этические проблемы. Наша задача — напомнить стране (например, двухсерийным фильмом 1978 года «Особых примет нет«), что во-первых не одна Москва, а она вся должна выбирать, какому тут памятнику стоять, а во-вторых — напомнить ей, до сих пор работающей (там, где ещё работает) и катающейся по рельсам, проложенным под командованием Дзержинского — кто он в истории России, а точнее — в истории СССР и мирового коммунистического движения. На фоне Колчака и прочих навязываемых кремлёвской контрой «хероев».

Тот самый «хрупкий гражданский мир», о котором Путин говорил, открывая Храм новомученников, жертв коммунистической идеи — не может строиться на героизации белогвардейцев, врагов народа, на героизации вредителей и интервентов. Об этом, конечно же, догадываются и те обитатели кабинетов ФСБ, которые портрет Дзержинского со стены не снимали.

Вот потому мы, советские патриоты и коммунисты, и ощущаем себя в полном праве не просто участвовать в голосовании, в рейтингах и опросах, — но именно ЗА предложенными рамками требовать возвращения памятника Железному Феликсу на его законное место. Иначе ползучая декоммунизация (а даже и памятник Ленину в Дивеево, например, запросто попы убрали с глаз своих и людских год назад) продолжится.

Дмитрий Чёрный, член ЦРК ОКП