Сталинград и поэзия Юрия Кузнецова в песнях рок-коммунаров

Знаю, Дмитрий, что сейчас идёт интенсивная работа над третьим альбомом вашей группы и помню, что название его связано с войной. В наши тревожные дни, с угрозами атомной войны между братскими республиками – внезапная актуальность обнаруживается. Кое-какие новые песни,  например, «Знамённый город», на концертах звучали (на фестивале «Не пряча лиц: Red clash days» 6 ноября 2020-го), а «Расселенную» ты исполнял акустически пару раз.

Но спросить хочу всё же не о новых песнях – до выхода альбома не принято «допрашивать» и «вытягивать информацию». Хочу как раз по военной тематике в ваших прежних и рок-коммунарских песнях пройтись – тем более что сегодня начинается XVI ежегодная научно-практическая международная конференция, посвящённая творческому наследию Ю.П. Кузнецова «Я зову в собеседники время».

Как возникла идея вставить в песенную историю СССР – в «За Советскую Родину», — фрагмент поэмы Юрия Кузнецова? Почему именно этот источник?

Сейчас, пожалуй, не вспомню самый момент инсайта, но песня писалась очень интересно и многоступенчато, так сказать. Первые, припевные аккорды и слова я услышал в Турции, отдыхая с семьёй в 2013-м. Давно заметил, что если кому-то требуется уединение и комфорт для воплощения либо же вообще появления замыслов – мне, наоборот, почему-то помогает многолюдность, внешний шум (поезда дальнего следования, например, – много песен третьего альбома Эшелона написано в плацкарте), а иногда и идеологическое противоречие. От жены я много слышал всякого антисоветского — причём фонового, как само собой разумеющегося. Что кулаки хорошие, а большевики плохие, ну и такое прочее. И вот, как это ни парадоксально (относительно эстетики песни), в снятой на заработанные моим журналистским трудом доллары квартирке турецкой с видом на булочную местную в Дидиме – в жаркие часы, когда мы укладывали на дневной сон нашу двухлетнюю дочку, начала эта песня звучать в голове. Как отзвук моих же ответных мыслей. Сочетание слов «за Советскую Родину – за щедрую родину-мать», потом уже распределил слова по припевам.

А фрагмент из «Сталинградской хроники» лёг туда в середину позже, как необходимое связующее половинки века звено. Ещё этой песни, наверное, не было бы, не окажись мы семейно у храма Аполлона там же, в Дидиме. История его восстановления Александром Македонским (а он был почти до основания разрушен его врагами, персами) – поразила и вдохновила, хотя до наших дней дожила только пара колонн, лестница, два входных коридора и нижние уровни кладки (как бы первый этаж), мраморные жертвенники с характерными углублениями, где античные язычники рубали неразумных тварей во славу бога красоты, и — колодец, давно иссохший. Завоевав Галикарнас и увидев руины этого храма, Александр Великий велел своим воинам отложить в сторону оружие и ворочать камни, работать реставраторами. Вот тут почему-то и доросли припевы и мотивы до песни в слуховом воображении – со вступлением, с мановаровской такой неспешной патетикой. Поэму Кузнецова я увидел только три года спустя и под неё написал «бридж» — серединную гармонию в песне.

Не было ли сомнений в целесообразности этой затеи? Ведь встать вровень с такой глыбой, как Ю.П. довольно непросто…

Не было сомнений – потому что и не было таким образом понятого мной дерзания. Я вообще далёк от подобных «гонок», и сомневаюсь, что наш слушатель так интересуется авторством текста. Песня – если она выходит монолитной, вот это единица звуковая и смысловая, и она переживает авторов и свои времена даже. Кому интересно разбирать на составляющие, тот узнает. А если ты слышишь некое текстовое единство – то отчего бы его не смонтировать, вернее – не сплавить из разных самородков? Причём, по самой поэме я знал уже, в какие взгляды от этого (1984 года) советского патриотизма ушёл Кузнецов – «Простота милосердия» (в редакции 1995-го) очень странно завершает поэму. Но это не остановило, а наоборот убедило в том, что извлечь данный кусок и сделать из него войну – правильно. Это и было своего рода восстановление храма Аполлона с моей стороны. От постыдного и не менее кулачества антисоветского слова «милосердие» (помнишь Глеба Жеглова: «милосердие – поповское слово»?) надо было утащить подальше и «Комсомольское собрание», и вообще весь основной сюжет. Потому что эдакое (как рисовали одни иконы поверх других) немыслимое, фантастическое «примирение и согласие», этот ретроспективный комплекс неполноценности победителей (тех, кто воевал под красной звездой, а теперь кресту кланяется) – всё это унизительно, на мой взгляд. Такого там «у нас на войне» не было и быть не могло – тут теряется фактический «драйв», наполняющий поэму. Тут помогает только экспроприация годного для потомков – что я и сделал, сознавая политический её смысл. Это сродни вечному огню у памятников оккупантам-карателям под Воронежем, ими сожжённом дотла. А на руке памятника Ленину возле воронежского обкома ВКП(б) они вешали комсомольцев и партизан… Какое тут даже полвека спустя – может быть примирение и милосердие (у нехристианина – я атеист)? Похожий спор имел место у Юматова с дворником или соседом по гаражу, кажется, в те же годы. Тот ему по пьяной лавочке сказал – «не за тех мы воевали, сейчас бы пили баварское, ездили на БМВ», ну Юматов и стрЕльнул в старого друга и отсидел даже минимально потом…

Подгонял ли ты как-то свой текст под кузнецовскую стилистику?

Нет, ничего похожего. Да это и слышно, по-моему. Основной текст песни идёт в другом ритме, другим шагом, с другой событийной плотностью, там многое обобщено, каждая строка там как длинный транспарант  – а кузнецовская серединка ценна именно реалистичностью и повествовательностью своей, своим «мастер-классом» по стрельбе из противотанкового ружья. Нам очень трудно давалась именно эта часть на записи вокала (помог со студией Вис Виталис, кстати). Записывали мы сперва ритм-гитару, а потом голос — в подвале Киноцентра на Красной Пресне, ныне от него не осталось и следа. Вот такая немного и в действительности вышла война: пыль и руины разгромленного капиталом этого родного для моего поколения культурного очага 1980-х я наблюдал из окна своего товарища Макса Туровского (оно напротив Министерства Улюкаева, но и Киноцентр был виден хорошо), так уж совпало… Не «тигры», а экскаваторы «хитачи» прибыли туда и гусеницами давили «окоп», из которого Славка Кяльгин, второй наш по счёту после Баранова вокалист, бил по классовому врагу своим голосом под моё дирижирование из-за стекла. Выжимал из себя Слава «верха» как мог. Потом я его отпаивал пивом в ближайшем кафе, возле зоопарка: вот какая была водоотдача! Пот той вокальной работы сошёл побольше седьмого раза…

Фрагмент «Сталинградской хроники» в песне называется «Отход». Так называлась и твоя первая рок-группа. Случайно ли это совпадение? Делал ли ты в песне какие-то отсылки к творчеству «Отхода»?

Сколь ни печально, но действительно это только совпадение, потому и отсылок не делал. Однако тут надо ещё понимать и двусмысленность названия группы: нам, школьно панковавшим в 1991-м, казалось что «отход» звучит здорово потому что во множественном числе это отходы. Название было компромиссным, до этого как варианты имени группы были какие-то громоздкие «Генератор усиленного напряжения» (ГУН), «Свинцовый ветер», нелепая «Зелёная лампа» — всякая такая ерунда. Мой одноклассник и вокалист/гитарист Саша Щиголь фанател от «Наутилуса» и у нас даже две песни были на стихи Кормильцева – «Мне снилось что Христос воскрес» (ценно, что записана задолго до варианта «Наутилуса», и куда попсовее звучит) и «Труби, Гавриил!». И когда Филипп Минлос (гитара) и Петя Жаворонков предложили «Отход» — то Щиголь внезапно одобрил (хотя панк он не любил – примитив с его точки зрения), потому что вспомнил «Отход на север». Вот какая вышла этимология и хронология у того названия – кстати, под ним мы выступали (из первого состава оставался я один, как сейчас в Эшелоне) ровно десять лет, до 2001-го.

Группа «28 Гвардейцев Панфиловцев», к которой ты имел непосредственное отношение, уже положила на музыку стихотворение Кузнецова «У рубежа». Как ты оцениваешь этот опыт? И учитывал ли ты его при написании «За Советскую Родину»?

Странно, наверное, в этом признаваться, но когда начинал писать – вообще об этом не думал. А когда слушал «У рубежа» на альбоме «За Родину!» – понимал, конечно, что слова там не Новикова, сооснователя 28 ГП, но узнаваемого для себя стиля Кузнецова ещё не воспринимал. И только потом сообразил, что это один и тот же Кузнецов. К тому же у Панфиловцев это краткая баллада – и что о ней только не выдумывали слушатели! Даже была забавная версия, что это неизвестная песня Летова и Янки (женский голос там действительно подпевает негромко). Но интересно, что эта песня пережила «панфиловский» альбом 1999 года!

На сайте ещё одной группы Московской рок-коммуны – у «Разнузданных волей», — мы много спорили и о песнях, и о каких-то политсобытиях… И помню, как с Алексеем Кольчугиным (лидером РВ), давним другом Славы Горбулина – мы в 2005-м ожесточённо спорили про то, какой могла бы быть эпической эта песня. Я настаивал на том, что душа там как-то одиноко пролетает на фоне руин, что не хватает самой войны. И потому глупо повторяется весь текст вместо второго куплета. Настаивал на том, что внешний рассказчик там – мало что может сказать. Однако и моя внешняя позиция – как-то неуверенно звучала. Ну – не нравится тебе песня, так сам напиши лучше – такой следовал вывод. Кольчугин даже не писал этого – это вытекало из спора. И тогда я действительно взял – и дописал песню. На форуме сайта raznuzdan.ru она – как проект, который вряд ли воплотится, — так и лежала, пока Кольчугину не надоело продлевать хостинг сайта. И каково же было моё удивление, когда сам Славка Горбулин прислал мне безымянный файл, пойманный в интернете им – где почти его голосом, под акустику исполнялся именно этот, дополненный, то есть мой текст! Вот уж воистину «рукописи не горят»… А ведь в «У рубежа» только там и возник впервые дорисованный Сталинград, который «развалинами дышит». В каком-то смысле, уже тогда рождалась и «За Советскую Родину!» (имеется одноимённый фильм 1937-го года) – только наоборот, не у Кузнецова я взял тему Сталинграда, а дорисовал её своими скупыми красками к его «Сосне».

Вопросы задавал Денис Ступников

***

На рубеже грядущих битв

над мёртвыми домами

струится марево молитв

прозрачными дымами.

Стоит сосна у рубежа

последняя живая,

и слышно, как плывёт душа,

иголку задевая.

Горит последний Сталинград,

развалинами дышит,

и с камнем шепчется солдат,

отчизна его слышит:

«Дай силы, родина моя,

страна социализма,

остановить напор врага,

сломить хребет фашизма».

И в ледяных глазах домов

морозные рассветы

ждут Красной армии бойцов,

и Ленина заветы

напоминает комиссар:

«Разбить орду нацизма

чтобы советский шёл народ

к победе коммунизма!»

Ю.П.Кузнецов/Д.Чёрный