Как Коминтерн становился Фашинтерном и как Сталин его спасал

Итак, как мы помним из недавней нашей же публикации, в марте 1919-го года, ещё в разгар Гражданской войны, по настоянию Ленина в Москве проходит 1-й, учредительный конгресс Коминтерна. Значение его не только как рупора идей мировой революции, на которую был главный расчёт большевиков, но и как «точки сборки» всех рабочих и коммунистических партий в единый кулак, который в тот момент мог остановить и останавливал интервенции в РСФСР, для отпора белякам и Антанте — переоценить невозможно. Локальной контрреволюции, которая лезла со всех сторон на молодую Советскую республику, первую на Земле социалистическую республику рабочих и крестьян — Ленин сотоварищи асимметрично, делая «ход конём», противопоставляли вполне реальные очертания будущего и тех стран, откуда интервенты снабжались оружием, — без господ, без буржуев, без империализма, — в масштабе Европы, а далее и САСШ (напомню, что эти господа активно руками белогвардейцев воевали против РСФСР в тот момент).

Однако, справившись с задачами насущными, первостепенными, ради которых с одной стороны большевики шли на «Брестский мир» (кстати — для всяких Нарочницких уточняем, — сам Ленин и называл его похабным, впрочем, название это пришло из окопов Империалистической где-то летом-осенью 1917-го, мира требовали измождённые бессмысленной войной солдаты, рабочие и крестьяне), с другой — создавали Коминтерн, — эта международная структура должна была работать в новых направлениях. Направление, вроде бы, было очевидно и чётко определено 1-м конгрессом в «Манифесте»:

«Если I Интернационал предвосхищал будущее развитие и намечал его пути, если II Интернационал собирал и организовывал миллионы пролетариев, то III Интернационал является Интернационалом открытого массового действия, Интернационалом революционного осуществления, Интернационалом дела.

Социалистическая критика достаточно бичевала буржуазный миропорядок. Задача международной коммунистической партии состоит  в  том, чтобы опрокинуть его и воздвигнуть на его месте здание социалистического строя.

Мы призываем рабочих и работниц всех стран к объединению под коммунистическим знаменем, которое уже является знаменем первых великих побед.«

Да, это прямой призыв к мировой революции, без уточнений её дат, методов… Смелый призыв и сама тенденция — наступление на буржуазию всех европейских стран изнутри них самих, класс на класс, — сработал, однако, не как план-максимум, а как план-минимум. Началось строительство социализма в отдельно взятой стране — обоснованное Лениным же. То есть и как план-максимум он (3-й Интернационал и его цели), конечно же, актуален поныне, и материалы 1-го конгресса Коминтерна любая компартия мира изучает, чтит, руководствуется ими в понимании политической обстановки спустя более века (а именно тут обнаруживаются «вечные ценности» для коммунистов — методологически, на уровне позиций относительно собственной буржуазии и её афер) — но в реальности 1920-х годов, раз за разом, в Венгрии, Германии, где ненадолго возникли свои Советы, соцреспублики, и карта СССР могла преобразиться уже тогда, — работа Коминтерна не приводила даже к локальным устойчивым успехам. Работа весьма и весьма квалифицированная, работа людей высочайшего образования, профессиональных революционеров с опытом Октября, — сосредоточенных в Москве…

Стратегия построения социализма в отдельно взятой стране, выдвинутая Лениным в пику «перманентной революции» Троцкого (идея не его, но за ним закрепившаяся), конечно, не прекратила моментально работы и «полномочий» Коминтерна, напротив, работа даже усилилась — просто уже не в том «прямом» русле, поскольку скорых революций в Европе ожидать не приходилось. Даже после смерти Ленина, даже когда Великая депрессия 1929-го года показала миру всю несостоятельность капитализма — социальных взрывов, переворотов, не происходило.

Во многом как раз потому, что ослабший пролетариат этих стран был дезорганизован (на полных экономических провалах революции никогда не происходят — Питер 1917-го был вовсю работающим индустриальным центром, в котором задерживались зарплаты, шли стачки, то есть классовое самосознание пролетариата росло и его самоорганизация тоже) — и был рад любой работе, которую дали бы ему буржуи… Сколь ни печально, ничего в этой ситуации именно Коминтерн предложить тому самому пролетариату, который звал он на борьбу со своей буржуазией — не мог. А вот бурно растущая как этап-антитеза, следующий за НЭПом, с 1928-го года советская индустрия — активно трудоустраивала инженеров из Германии, США, Франции…

Не стоит забывать, что линия на индустриализацию в дискуссиях фракций отстаивалась Сталиным в 1920-х (с ним иногда блокировался Бухарин — против Зиновьева и Каменева, и наоборот, тут «пасьянс» раскладывался по-разному), и сворачивание НЭПа (за продолжение которого так громко выступал Бухарин — не стеснявшийся звать недобитое кулачество обогащаться с трибун съездов ВКПб) — тоже давалось не так просто, а благодаря «тоталитарной» воле всё того же Кобы. Видимо, потому был он таким непоколебимым индустриализатором, что и как диаматовец лучше наносных «большевиков» понимал (знаменитая его речь «О задачах хозяйственников» на Первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности 4 февраля 1931 г.) что первично — материальный базис социализма или высоко реющий лозунг мировой революции:

Посмотрите, как капиталисты хотят выйти из экономического кризиса. Они снижают максимально заработную плату рабочих. Они снижают максимально цены на сырье. Но они не хотят снижать сколько-нибудь серьезно цены на промышленные и продовольственные товары массового потребления. Это значит, что они хотят выйти из кризиса за счет основных потребителей товаров, за счет рабочих, за счет крестьян, за счет трудящихся. Капиталисты подрубают тот сук, на котором они сидят. И вместо выхода из кризиса получается его усугубление, получается накопление новых предпосылок, ведущих к новому, еще более жестокому кризису.

И мы знаем, как из этого кризиса жестоко (точно попал словом Сталин в будущее!) выходил империализм! Выход он нашёл, как и обычно — в войне (Второй мировой). Смотреть, как развивается социализм в СССР далее Фиат, Круппы и прочие европейские магнаты не могли спокойно. Уж кто, как не они, статистически обоснованно понимали — что это чревато именно мирным продвижением социализма на Запад, то есть мировой революцией не в виде непосредственного наступления Красной армии, но в виде стачек и введения рабочего контроля на их заводах. Идти на это Круппы не планировали — потому, выловив в мутной воде публичной политики самое созвучное своим классовым целям, — они и навострили фашизм против СССР. Как в Италии, так и в Германии, а вскоре и в Испании.

Но тут мы немного забежали вперёд, давайте ещё послушаем Сталина в 1931-м году, когда СССР уже поразил Европу беспрецедентной стройкой крупнейшего в мире (!) канала Беломоро-Балтийского, который тоже был лишь этапом в ленинской стратегии строительства социализма в отдельно взятой стране (чтоб в ходе индустриализации не плавать за тридевять земель — основной крупнотонажный транспорт был водным, а авиации транспортной тогда не было). Канал, уже в проекте, разработанном самими заключёнными инженерами-контриками, затмивший по ступенчатости шлюзов и протяжённости Суэцкий (сегодня это вполне актуально звучит — перекрытый одним лишь корабликом, канал капиталистов проигрывает нашему, гулаговскому, «на костях» который — и без которого кстати, немыслим был бы Севморпуть и победа над гитлеровской Германией там, в Арктике):

Мы – страна самой концентрированной промышленности. Это значит, что мы можем строить нашу промышленность на основе самой лучшей техники и обеспечивать благодаря этому невиданную производительность труда, невиданный темп накопления.

Наша слабость в прошлом была в том, что эта промышленность базировалась на распыленном и мелком крестьянском хозяйстве. Но это было. Теперь этого уже нет. Завтра, может быть, через год, мы станем страной самого крупного в мире сельского хозяйства. Совхозы и колхозы, – а они являются формами крупного хозяйства, – уже в этом году дали половину всего нашего товарного зерна. А это значит, что наш строй, Советский строй, дает нам такие возможности быстрого продвижения вперед, о которых не может мечтать ни одна буржуазная страна.

Что еще требуется для того, чтобы двигаться вперед семимильными шагами?

Требуется наличие партии, достаточно сплоченной и единой для того, чтобы направить усилия всех лучших людей рабочего класса в одну точку, и достаточно опытной для того, чтобы не сдрейфить перед трудностями и систематически проводить в жизнь правильную, революционную, большевистскую политику. Есть ли у нас такая партия? Да, есть. Правильна ли ее политика? Да, правильна, ибо она дает серьезные успехи. Это признают теперь не только друзья, но и враги рабочего класса. Посмотрите, как воют и беснуются против нашей партии всем известные “уважаемые” джентльмены – Фиш в Америке, Черчилль в Англии, Пуанкаре во Франции. Почему они воют и беснуются? Потому, что политика нашей партии правильна, потому, что она дает успех за успехом.

Важно про партию, очень важно — потому что это был второй сигнал Политбюро и ЦК фракционерам и уклонистам. Первый сигнал был дан высылкой Троцкого в том самом году великого перелома, в 1929-м (вполне гуманной на фоне того, что замышлялось фракционерами «в пику» индустриализации — об этом ниже). Однако бесновались империалистические «менеджеры» не в бессилии, они конечно же вели и подрывную работу. Через всю доступную агентуру…

Ну, а страны, откуда Великая депрессия и пошла гулять по миру — по карманам пролетариата (в ходе неё та же Америка топила баржи с мукой, только бы не досталась Советам в голодные для Европы 1932-33 годы), США и Германия, пока лучшие их специалисты строили Днепрогэс, Магнитку и другие гиганты индустрии в СССР — стали ареной вот таких, как на фото ниже, мероприятий. В 1934 году знаменитый Мэдисон-сквер гарден, где проходили крупнейшие соревнования и съезды многих американских партий, включая коммунистическую, — стал ареной вот какой массовки.

На фоне быстро с 1933-го года крепнущего в Германии фашизма — как явная идеологическая антитеза мировой революции (именно ею пугал свой народ Гитлер — да что там свой! он ведь всю Европу начал «спасать» в 1941-м от нашествия низшей расы, от опасности коммунизма) он позиционировался, — конечно же активизировали работу структуры Третьего рейха и менее заметные агенты империализма в СССР. В 1934 году был завербован, например, будущий нарком внутренних дел Ежов — на лечении в Германии от алкоголизма… Кстати, возвращаясь к картинке — что выше, — именно к ней иллюстрацией служит, по её мотивам сделан в фильме Алана Паркера «Стена» эпизод с речью на съезде «молотков»:

Тем временем Коминтерн и его московская штаб-квартира продолжали работу… Вот, кстати, его второе здание в Москве — исторически так уж сложилось всё «плотненько», именно тут жили c 1918 многие видные большевики, тут же и проходили важнейшие встречи, тут среди прочих компактно обитавших большевиков жила и Ванесса Арманд ранее…

Это второе здание, в котором разместился Исполком Коминтерна, находилось по тогдашнему адресу Сапожковская площадь дом 1. Четырехэтажное здание, высокие окна, балконы на пересечении двух сторон здания, И все, кто входил или выходил из станции метро «Александровский сад» оказываюсь в том здании, в котором и размещался Коминтерн. Получается, что миллионы людей сами того не зная посетили это историческое место, которому хорошо бы стать и музеем — (в этом же квартале, напротив Библиотеки Ленина, был музей М.И.Калинина, ныне прикрытый социал-регрессным режимом, а нас там принимали в пионеры, — Д.Ч.)… 

Сталин справедливо называл Коминтерн 1920-х (зиновьевский: Зиновьев возглавлял Исполком с 1919-го до его упразднения в 1926-м) «лавочкой». Комбюрократия в её самом доктринёрском, интеллигентском виде. Но здоровые силы там работу всё же вели.
Была и своя «разведка», отдельная от ОГПУ-НКВД (!). Многие коминтерновские кадры за рубежами СССР продолжали свою героическую работу и в дни Второй мировой, и после неё — без идейной преданности 3-му, Ленинскому Интернационалу ни «кража» по заданию товарищей Сталина и Берия материалов атомного Манхэттенского проекта, ни многие важнейшие для социализма в СССР агентурные подвиги, именно подвиги, не были бы возможны. В Англии, САСШ, даже в Германии. Но далеко не все кадры Коминтерна (в виду оторванности его интеллигентской верхушки от реальной работы в массах, итогом которой должна была стать социалистическая Европа, как минимум) были беззаветными коммунистами — многие стали агентами двойными, то есть уже агентами «фаш-интерна»…

В 1935-м, кажется, году Визнер дал мне пригласительный билет на проходивший в Москве 7-й конгресс Коминтерна. Там была очень необычная для того времени в СССР обстановка. Делегаты, не глядя на докладчиков, ходили по залу, беседовали друг с другом, смеялись. А Сталин ходил по сцене позади президиума и нервно курил трубку. Чувствовалось, что вся эта вольница ему не нравится.

Из мемуаров Михаила Смиртюкова, помощника заместителя председателя Совнаркома СССР

К середине 1930-х аппарат Коминтерна был засорён троцкистами и иностранными агентами не случайно — теми, кто на конгрессах занимался тоже в основном доктринёрством, каким-то демагогическим фракционерством, на словах грозя фашизму, а на деле… Всё это (по сути чудовищное перерождение — годами устанавливавшиеся международные связи коммунистов были использованы против СССР) было предано огласке уже на Первом Московском открытом (и, до сих пор, самом загадочном) процессе Зиновьева-Каменева 19-24 августа 1936 года.

Дело Антисоветского объединённого террористического центра

Большинство обвиняемых — работники и агентура Коминтерна М.Лурье, Н.Лурье, Рейнгольд, Дрейцер, Пикель, Дробнис, Берман-Юрин, Евдокимов, Бакаев, Мрачковский, Иван Смирнов. Г.Е.Зиновьев (Герша Радомысленский) и Л.Б.Каменев (Л.Розенфельд) Всего — 16 человек. Список их опубликован в ныне редчайшей книге «А.Я.Вышинский. Судебные речи» (М., 1953).

Следствие по делу велось с 5 января по 10 августа 1936 года под руководством Г.Г.Ягоды и Н.И.Ежова. К началу следствия часть подследственных уже сидела в тюрьме по делу о «моральной ответственности» за убийство Кирова. Среди них были осужденные в январе 1935 года по делу «Московского центра» и отбывавшие наказание Г.Е.Зиновьев и Л.Б.Каменев. К ним опять по-ленински отнеслись, почти как в Великом Октябре — слишком снисходительно…

Зиновьев из тюремной камеры писал отчаянные письма Сталину:

В моей душе горит одно желание: доказать Вам, что я больше не враг. Нет того требования, которого я не исполнил бы, чтобы доказать это… Я… подолгу пристально гляжу на Ваш и других членов Политбюро портреты в газетах с мыслью: родные, загляните же в мою душу, неужели же Вы не видите, что я не враг Ваш больше, что я Ваш душой и телом, что я понял всё, что я готов сделать всё, чтобы заслужить прощение, снисхождение… Не дайте умереть в тюрьме. Не дайте сойти с ума в одиночном заключении.

Он считал, избалованный «ленинским гуманизмом», что ему грозит только пожизненная «одиночка», а не расстрел за планировавшиеся убийства старых товарищей из ЦК. Помимо Зиновьева и Каменева наказание уже отбывали также активные оппозиционеры Евдокимов, Бакаев, Мрачковский, Смирнов. Остальные были арестованы уже в ходе следствия…

Следователи получили показания и о том, что в июне 1934 года Каменев специально выезжал в Ленинград. И связался там с М. Н. Яковлевым, руководителем одной из террористических групп, которому дал указание форсировать подготовку теракта против Кирова. При этом он упрекал руководителей террористических групп «в медлительности и нерешительности».

Бывший личный секретарь Зиновьева Н. М. Моторин на допросе 30 июня 1936 года рассказал о встрече с «шефом» осенью 1934 года. Моторин признавался: «Зиновьев указал мне, что подготовка террористического акта должна быть всемерно форсирована и что к зиме Киров должен быть убит. Он упрекал меня в недостаточности решительности и энергии и указал, что в вопросе о террористических методах борьбы надо отказаться от предрассудков».

От «предрассудков» отказывался не только Зиновьев. Активный член московского террористического центра И. И. Рейнгольд на допросе 9 июля 1936 года рассказал о своей встрече в тот же период с Каменевым. Она прошла на квартире последнего в Карманицком переулке, в Москве. Лишённые возможности претендовать на реальное политическое влияние, Зиновьев и Каменев уже не церемонились в выборе средств борьбы. Возвращение утраченной власти превращалось для них в идефикс, почти в маниакальную потребность.

Рейнгольд показывал: «Каменев доказывал необходимость террористической борьбы и прежде всего убийство Сталина, указывая, что этот путь есть единственный для прихода к власти. Помню особенно его циничное заявление о том, что «головы отличаются тем, что они не отрастают».

В протоколе допроса от 17-19 июля 1936 года со слов Бакаева записано:

 «По указанию Зиновьева к организации террористического акта над Сталиным мною привлечены зиновьевцы Рейнгольд, Богдан и Файвилович, которые дали согласие принять участие в террористическом акте».

Открывшиеся новые обстоятельства вызывали необходимость проведения повторного расследования убийства Кирова.
Поэтому Зиновьева и Каменева, осужденных 16 января 1935 года по делу «московского центра», в середине июля 1936 года «доставили из политизолятора для переследствия, в московскую тюрьму».
Им было суждено стать основными фигурами на начавшемся в августе «Процессе 16».

Слово «террор» уже заняло прочное место в лексиконе заговорщиков.
Убийство наркома обороны Ворошилова готовили, по меньшей мере, две группы. Троцкист Ефим Дрейцер получил задание на осуществление этого теракта непосредственно от Троцкого.
К исполнению он привлёк командира дивизии Д. А. Шмидта и майора Бориса Кузьмичёва.

В протоколе допроса троцкиста С. Мрачковского от 19-20 июля указывалось: «В середине лета 1934 года Дрейцер мне докладывал, что им подготовлялось одновременно убийство Ворошилова, для чего должен был быть подготовлен Шмидт Дмитрий, бывший в армии на должности командира и не бывший на подозрении в партии. Предполагалось, что он убьёт его либо во время личного доклада Ворошилову, либо во время очередных маневров, на которых будет присутствовать Ворошилов».

Вторая группа, готовившая покушение на Ворошилова, возглавлялась М. Лурье. Он был переброшен в Советский Союз Троцким и имел в Берлине связи с Францем Вайцем. В состав группы входили Натан Лурье, Эрик Констант, Павел Липшиц. Члены группы намеревались «выследить и убить Ворошилова в районе Дома Реввоенсовета на улице Фрунзе».

Фашисты охотно сотрудничали с агентами Троцкого.

Говоря о мотивах связи с руководителем штурмовиков Вайцем, на допросе 21 июля Э. К. Констант пояснял: «Будучи крайне озлоблен против политики ВКП(б) и лично против Сталина, я сравнительно легко поддался политической обработке, которую вёл в отношении меня Франц Вайц. В беседах со мной Франц Вайц указывал, что различие наших политических позиций (я троцкист, а он фашист) не может исключить, а наоборот, должно предполагать единство действий троцкистов и национал-социалистов в борьбе против Сталина и его сторонников. После ряда сомнений и колебаний я согласился с доводами Франца Вайца и находился с ним всё время в постоянном контакте».

Уже на следующий день после этого признания следователи получили дополнительную информацию о руководящей исполнительской роли Бакаева в подготовке убийства Кирова.
На допросе 22 июля 1936 года о соучастниках планируемого покушения на Кирова рассказал Р. В. Пикель. Он сообщил на следствии, что Бакаев развил лихорадочную деятельность по организации покушения и на Сталина, вкладывая в это всю свою энергию.

Пикель показал: «Бакаев не только руководил подготовкой террористического акта в общем смысле, а лично выезжал на места наблюдения. Проверял и вдохновлял людей… Летом 1934 года я как-то пришёл к Рейнгольду. Рейнгольд мне сообщил, что наблюдения за Сталиным дали положительные результаты и что Бакаев с группой террористов выехали на машине сегодня с задачей убить Сталина.
При этом Рейнгольд нервничал, что они долго не возвращаются. В этот же день вечером я вновь виделся с Рейнгольдом, и он сообщил мне, что осуществлению террористического акта помешала охрана Сталина, которая, как он выразился, спугнула участников организации».

Между тем по ходу следствия более определённо, всё чётче стала обозначаться рука Троцкого. Он, находясь за границей, особенно после ареста Каменева и Зиновьева, всячески форсирует совершение убийства Сталина, подгоняя всесоюзный объединённый троцкистско-зиновьевский центр. Он систематически  посылает через своих агентов директивы и практические указания об организации убийства.

На допросе 23 июля Ефим Дрейцер признался в получении очередной письменной директивы Троцкого. Дрейцер показывал:

Эту директиву я получил через мою сестру, постоянно проживающую в Варшаве, – Сталовицкую, которая приехала в Москву в конце сентября 1934 г. Содержание письма было коротко. Начиналось оно следующими словами: «Дорогой друг! Передайте, что на сегодняшний день перед нами стоят следующие задачи: первая – убрать Сталина и Ворошилова, вторая – развернуть работу по организации ячеек в армии, третья – в случае войны использовать всякие неудачи и замешательства для захвата руководства. Наряду с нами убийство Сталина готовили И. Н. Смирнов и С. В. Мрачковский, которые получили прямую директиву Троцкого совершить террористический акт.

В СССР и в мире этот, первый в череде московских показательных процесс вызвал шок. Судили двух бывших членов Политбюро, ближайших соратников Ленина. Западные «советологи» именно с этого события и начинают отсчёт т.н. «большого террора» (учитывая, что судили террористов — игра слов тут вполне самообличительная для советологов). Из свидетельств Паукера, ведшего на расстрел Зиновьева и Каменева 25 августа 1936 года:

Зиновьев (уже сделавший к тому времени в штаны): «Лёва! В стране произошёл фашистский переворот! ОН же обещал нам сохранить жизнь!»
Каменев: «Да помолчи ты, Гриша»…

Замечательно, как скоро и натурально реальные пособники нацизма ожидали фашистского переворота в СССР, что только благодаря внимательности «курившего в сторонке» Сталина к этой толкотне и трескотне на 7-м Конгрессе Коминтерна и работе НКВД не осуществился благодаря их деятельности, впрочем об этом чуть ниже…

Пули от расстрела Зиновьева-Каменева фетишист и педераст Ежов хранил в столе своего кабинета. Кстати, показывать он мог их и своим немецким «коллегам» — работа ведётся, ещё какая!.. Нашпигован агентурой потенциального противника был не только один Коминтерн, первым попавший в лице своих чинуш на Показательные процессы (открытые они были именно для зарубежной прессы — для ясности того, как легко отслеживаются происки империализма здесь, в СССР), но и НКВД, и РККА — страна стояла на краю пропасти, предательства и расчленения. Однако спасти её всё же удалось, благодаря сталинской и массовой пролетарской бдительности.

Тут у многих мало посвящённых в «феномен 1937 года» всегда возникает нормальный обывательский испуг и недоумение — ну как же так?! Это же «ленинская гвардия»! Как могли они все стать предателями? Для этих граждан письмо Зиновьева и приведено выше — врагом он сам себя чётко признаёт, но как бы в прошедшем времени, теперь вроде исправился… Душевность и исповедальность его, однако, неубедительны. Фильм «Операция Трест» немного разъясняет обывателю, сколько терактов, направленных именно на Сталина, Ворошилова и других первых лиц партии, на вождей диктатуры пролетариата готовилось… Вот такая «ленинская гвардия»!

Однако не стоит забывать и что эта же самая «гвардия» в 1917-м была против вооружённого восстания и в газете Горького (который тоже был за «гуманизм» в тот момент) выступила фактически как «стукачи», предательская фракция, обнародовав планы захвата Зимнего. В общем, там многое было, за что их судили бы ещё при Ленине — но не до того было на первых порах, простили…

А чтобы до конца погрузиться в атмосферу той потрясающей воображение дилетантов череды обличений (начавшихся именно с Коминтерна — всего лишь за три года власти нацистов в Германии он оказался к 1936-му Фашинтерном), которая лишь в 1938-м пошла на спад, — даю перемежаемую публикатором Александром Росляковым (которому — большая комсомольская благодарность) стенограмму третьего московского процесса,

Дела Право-троцкистского блока:

«Председательствующий на процессе – председатель Военной коллегии Верховного Суда СССР армвоенюрист Ульрих. Гособвинитель – прокурор СССР Вышинский. Среди подсудимых высшие государственные и партийные деятели: Бухарин, Рыков, Ягода, Крестинский, Икрамов и другие. Обвиняются они в том, что «составили заговорщическую группу «правотроцкистский блок», поставившую своей целью шпионаж, вредительство, диверсии, подрыв военной мощи СССР и отрыв от него Украины, Белоруссии, Среднеазиатских республик, Грузии, Армении, Азербайджана и свержение существующего государственного строя…» То есть чуть не буквально в том, что совершилось 55 лет спустя – и это, конечно, вызывает к книге поэта Сергея Алиханова «Судебный отчёт» самый живой интерес историков.

Вдобавок врачам Левину, Казакову и другим, повязанным с блоком через Ягоду, вменяется доведение до смерти Менжинского, Куйбышева, Горького и его сына Максима Пешкова. Кроме того главе ОГПУ-НКВД Ягоде – попытка отравления парами ртути своего преемника Ежова и организация убийства Кирова.

Хотя формально возглавляет процесс Ульрих, по сути все судебное следствие ведет, и очень основательно, один Вышинский. Человек колоссального напора, зверской памяти, не упускающий ни мелочи из тьмы подробностей по каждому из обвиняемых, незаурядный в своем роде полемист. Последнее лучше всего видно из его постоянных стычек с его главным и, пожалуй, единственным пытающимся оказать отпор противником – Бухариным.

«ВЫШИНСКИЙ: Я спрашиваю не вообще о разговоре, а об этом разговоре. БУХАРИН: В «Логике» Гегеля слово «этот» считается самым трудным… ВЫШИНСКИЙ: Я прошу суд разъяснить обвиняемому Бухарину, что он здесь не философ, а преступник, и о гегелевской философии ему полезно воздержаться говорить, это лучше будет прежде всего для гегелевской философии…

БУХАРИН: Он сказал «должны», но смысл этих слов не «зольден», а «мюссен». ВЫШИНСКИЙ: Вы вашу философию оставьте. Должен по-русски – это значит должен. БУХАРИН: «Должен» имеет в русском языке два значения. ВЫШИНСКИЙ: А мы здесь хотим иметь одно значение. БУХАРИН: Вам угодно так, а я с этим имею право не согласиться… ВЫШИНСКИЙ: Вы привыкли с немцами вести переговоры на их языке, а мы здесь говорим на русском языке…»

И Вышинский с его пролетарской прямотой, хотя отнюдь не простотой, в этих дуэлях, иногда на целые страницы, то и дело берет верх, не позволяя противнику перевести игру в поле его излюбленной софистики. Эту его манеру хорошо рисует бывшая соратница Бухарина Яковлева, свидетельница по плану ареста Ленина в 1918 году: «Он говорил об этом вскользь, обволакивая это рядом путаных и ненужных теоретических рассуждений, как вообще любит это делать; он, как в кокон, заворачивал эту мысль в сумму пространных рассуждений».

Конечно, за спиной Вышинского – вся мощь карательной машины. Но с ней Бухарин и не входит в поединок, сознавая, что «я, может быть, не буду жив и даже почти в этом уверен». Вся его линия на суде, местами восходящая до самой драматической патетики, имеет одну удивительную цель: морально самооправдаться за признаваемые им за собой «такие вещи», за которые «можно расстрелять десять раз». Эта двойственность позиции – да, грешен страшно, но позвольте показать всю высь бросивших в преступный омут заблуждений – и не дает ему победы над уничтожительной трактовкой его личности Вышинским:

«Бухарин вредительство, диверсии, шпионаж организует, а вид у него смиренный, тихий, почти святой, и будто слышатся смиренные слова Василия Ивановича Шуйского «Святое дело, братцы!» из уст Николая Ивановича. Вот верх чудовищного лицемерия, вероломства, иезуитства и нечеловеческой подлости».

Нет слов, жестокая закваска времени здесь, как и в другом крылатом выражении Вышинского, рожденном на этом же процессе: «Раздавите проклятую гадину!» – сквозит весьма. Но и картина преступления, которую в течение десяти дней из уймы признаний, запирательств и перекрестных допросов выволакивает на свет железный прокурор, ужасна.

«БУХАРИН: Я отвечаю, как один из лидеров, а не стрелочник контрреволюционной организации. ВЫШИНСКИЙ: Какие цели преследовала эта организация? БУХАРИН: Она преследовала основной целью реставрацию капиталистических отношений в СССР. ВЫШИНСКИЙ: При помощи? БУХАРИН: В частности, при помощи войны, которая стояла прогностически в перспективе. ВЫШИНСКИЙ: На условиях? БУХАРИН: Если ставить все точки над «i», на условиях расчленения СССР».

Идейные истоки заговора по свержению сталинской верхушки Бухарин объясняет так:

«В 1928 году я сам дал формулу относительно военно-феодальной эксплуатации крестьянства… Мы стали с пожиманием плеч, с иронией, а потом и с озлоблением смотреть на наши громадные, гигантски растущие заводы, как на какие-то прожорливые чудовища, которые отнимают средства потребления от широких масс…»

И уже в начале 30-х сложился «контактный блок», управляемый у нас Бухариным, Пятаковым, Радеком, Рыковым и Томским, а из-за границы – Троцким. Переворот сначала мыслился на волне массовых протестных выступлений внутри страны. Но когда надежда на них не сбылась, акцент переместился на «открытие границ» для иностранных интервентов, которые за помощь им посадят на власть в Кремле лидеров блока. Троцкий и Карахан, советский дипломат, участник заговора, вели переговоры на этот счет с фашистской Германией:

«БУХАРИН: Летом 1934 года Радек мне сказал, что Троцкий обещал немцам целый ряд территориальных уступок, в том числе Украину. Если мне память не изменяет, там же фигурировали территориальные уступки и Японии…»

Открыть фронт должна была военная группа Тухачевского:

«КРЕСТИНСКИЙ: В одном из разговоров он (Тухачевский. – А. Р.) назвал несколько человек, на которых опирается: Якира, Уборевича, Корка, Эйдемана. Затем поставил вопрос об ускорении переворота… Переворот приурочивался к нападению Германии на Советский Союз…»

Но так как заговорщики видели рост патриотических настроений в стране, они готовили еще такой иезуитский ход. Перевалить вину за интервенцию на действующую власть и «отдать под суд виновников поражения на фронте. Это даст нам возможность увлечь за собой массы, играя патриотическими лозунгами».

Однако интервенции, ожидавшейся бухаринцами в тридцать седьмом, не произошло, и тогда осталась последняя ставка – на «дворцовый переворот»:

«БУХАРИН: Сила заговора – это силы Енукидзе плюс Ягода, их организация в Кремле и НКВД, причем Енукидзе удалось завербовать бывшего коменданта Кремля Петерсона…

РОЗЕНГОЛЬЦ: Тухачевский указывал срок, полагая, что до 15 мая (1937 г. – А. Р.) ему удастся этот переворот осуществить… Один из вариантов – возможность для группы военных собраться у него на квартире, проникнуть в Кремль, захватить кремлевскую телефонную станцию и убить руководителей…»

Во исполнение главной задачи по захвату власти блок вел обширную работу как в пределах СССР, так и за границей. Были налажены связи с разведками Германии, Франции, Японии, Польши, снабжавшими деньгами зарубежную, троцкистскую часть блока:

 «КРЕСТИНСКИЙ (дипломат, затем заместитель наркома иностранных дел. – А. Р.): Троцкий предложил мне предложить Секту (генерал рейхсвера – А. Р.), чтобы он оказывал Троцкому систематическую денежную субсидию… Если Сект попросит оказание ему услуг в области шпионской деятельности, то на это нужно и можно пойти. Я поставил вопрос перед Сектом, назвал сумму 250 тысяч марок золотом в год. Сект дал согласие…»

Но кроме того Троцкий еще имел и изрядную подпитку из СССР:

«РОЗЕНГОЛЬЦ: Я был наркомом внешней торговли, и с моей санкции были переданы Троцкому 15 тысяч фунтов, потом 10 тысяч фунтов… По Экспортлесу с 1933 года 300 тысяч долларов…

ГРИНЬКО (наркомфин – А. Р.): Я помогал Крестинскому использовать валютные средства, которые накапливались на курсовых разницах за границей и которые были нужны ему для финансирования троцкистов… Была дана бухаринская формула – ударить по Советскому правительству советским рублем. Работа клонилась к подрыву финансовой дисциплины и к возможности использования государственных средств для целей заговора… Зеленский (председатель Центросоюза. – А. Р.) по директивам «правотроцкистского блока» в недородные районы завозил большую массу товаров, а в урожайные посылал товаров меньше, что создавало затоваривание в одних районах и товарную нужду в других».

В тех же действиях по возбуждению недовольства масс и в подготовке к отчленению от СССР обильно признаются секретарь ЦК КП Белоруссии Шарангович, руководители Узбекистана Икрамов и Ходжаев. Довольно замечательна лексика последнего:

«ХОДЖАЕВ: Хотя мне казалось, что я изжил национализм, этого оказалось недостаточно…

ВЫШИНСКИЙ: Значит, сманеврировал?

ХОДЖАЕВ: Сманеврировал, сдвурушничал… После этого мы подали заявление, что ошибались, неправильно поступали, что мы согласны проводить линию партии.

ВЫШИНСКИЙ: Второй раз сманеврировали?

ХОДЖАЕВ: Второй раз сдвурушничал…»

Затем ко всему этому зловеще примыкает организатор политических убийств Ягода – полная противоположность идейному вождю Бухарину. Чувствуется, что Бухарина в пекло измены больше всего толкали политические амбиции: доказать мертвому Ленину и живому Сталину, что его, бухаринская, линия развития страны верней и плодотворней. Отсюда его озабоченность не только самим захватом власти, но и всем последующим:

«ГРИНЬКО: Он указывал, что, поскольку довлеет политика в данном случае, вредительство следует допустить; с другой стороны, установление широких экономических связей с капиталистическим миром даст возможность наверстать те потери, которые будут».

Но на пути к амбициозной цели, как полностью капитулирует Бухарин в своем последнем слове, «голая логика борьбы сопровождалась перерождением идей, перерождением нас самих, которое привело нас в лагерь, очень близкий по своим установкам к кулацкому преторианскому фашизму».

Вот это воистину философское признание Бухарина заодно объясняет и то, как коминтерновская бюрократия стала союзницей нацистов, чётко уже взявших СССР в прицел…

Совсем иное двигало Ягодой. Хоть он и говорит «не для того, чтобы смягчить свою вину, но лишь в интересах установления истины, что попытки некоторых обвиняемых представить меня как профессионала-террориста неверны» и «что ни один из этих (террористических – А. Р.) актов не совершен мной без директивы «правоцентристского блока»», – верить ему трудно. Самое первое вменяемое ему убийство – сына Горького Макса в 1934 году – вообще имело под собой, как он же в другом месте сознается, сугубо личный мотив. А именно: любовная интрига с женой убиенного.

Организованное им затем убийство своего начальника Менжинского с целью возглавить после него ОГПУ якобы заказал ему Енукидзе, ко времени суда уже покойный. Но никто из «сопроцессников» этого не подтверждает. Скорей сдается, что угробить шефа, уже дышавшего на ладан от болезни, Ягоду толкал чисто шкурный интерес: захапать обещанное ему кресло, пока водоворот событий не родил другого претендента.

В убийстве Кирова в том же 1934-м Ягода признает себя только пособником: «Енукидзе настаивал, чтобы я не чинил препятствий этому… Запорожец (ленинградский чекист – А. Р.) сообщил мне, что органами НКВД задержан Николаев, у которого были найдены револьвер и маршрут Кирова, Николаев был (по приказу Ягоды – А. Р.) освобожден. После этого Киров был убит этим Николаевым».

Мотивы этого убийства из процесса неясны, а вот о Горьком говорится много и подробно. Бухаринцы опасались, что мировой авторитет Горького, стоявшего горой за Сталина, помешает им после «дворцового переворота» облачиться в тоги избавителей отечества. Старик еще начнет трубить на весь мир невесть что – и портить этим их победоносную обедню.

С мотивом по Ежову тоже ясно. В 36-м он от ЦК курировал следствие по Кирову, был близок к истине, а затем и вовсе занял пост Ягоды. И тот, освобождая кабинет, приказал своему секретарю Буланову попрыскать там раствором ртути:

«БУЛАНОВ: Я приготовлял большие флаконы этого раствора и передавал их Саволайнену. Распрыскивал тот из пульверизатора. Помню, это был большой металлический баллон с большой грушей. Он был в уборной комнате Ягоды, заграничный пульверизатор».

Картины, равные по силе «Макбету» Шекспира, предстают из описаний того, как Ягода втягивал в свой умысел врачей:

«ВЫШИНСКИЙ: Ягода выдвигает хитроумную мысль: добиться смерти, как он говорит, от болезни… Подсунуть ослабленному организму какую-либо инфекцию… помогать не больному, а инфекции, и таким образом свести больного в могилу».

И вот, играя дьявольки умело и разнообразно на паскудных людских струнах, Ягода превращает Санупр Кремля в своеобразный отряд «убийц с гарантией на неразоблачение»:

«ЛЕВИН: Он сделал мне весьма ценный подарок: предоставил в собственность дачу под Москвой… Давал знать на таможню, что меня можно пропустить из-за границы без осмотра. Я привозил вещи жене, женам своих сыновей… Он сказал мне: «Макс не только никчемный человек, но и оказывает на отца вредное влияние». Он дальше сказал: «вы знаете, руководитель какого учреждения с вами говорит? Я ответственен за жизнь и деятельность Алексея Максимовича, а поэтому, раз нужно устранить его сына, вы не должны останавливаться перед этой жертвой… Вы никому не сможете об этом рассказать. Вам никто не поверит. Не вам, а мне поверят».

И сперва замазанный коварными дарами, а затем запуганный насмерть доктор Левин прилагает руку к смерти Макса и Менжинского. Но после этого душа его не отпускается на покаяние, а еще глубже втягивается, как он говорит, «в сатанинскую пляску»:

«ЛЕВИН: Ягода сказал «Ну вот, теперь вы совершили эти преступления, вы всецело в моих руках и должны идти на гораздо более серьезное и важное (убийство Горького. – А. Р.)… И вы пожнете плоды при приходе новой власти…»

И доктора Левин и Плетнев, под прикрытием секретаря Горького Крючкова, назначают классику заведомо порочное лечение, которое и сводит его в могилу. Другое светило, доктор Казаков, упирает на самолюбие, не оставляющее его и на суде:

«КАЗАКОВ: Я все-таки должен сказать, что на съездах мне даже заключительного слова не давали… Мне заключительное слово не дается, первый раз в истории медицины!.. Вы спросите, почему я не сообщил об этом (помощь Левину в убийстве Менжинского – А. Р.) советским органам? Я должен сказать – мотивы низменного страха. И второй момент: в Санчасти находились большинство врачей – моих научных противников. Я думал, может быть, наступит момент, когда Ягода сумеет остановить их.

ВЫШИНСКИЙ: В награду за ваше преступление?

КАЗАКОВ: Да…

ВЫШИНСКИЙ: Советским государством был дан вам институт?

КАЗАКОВ: Но печатать мои труды…

ВЫШИНСКИЙ: Правительство приказать печатать ваши труды не может. А я вас спрашиваю, институт был дан?

КАЗАКОВ: Был.

ВЫШИНСКИЙ: Лучший в Союзе?

КАЗАКОВ: Лучший…»

К Крючкову знающий о подноготной каждого Ягода подбирает такой ключ:

«КРЮЧКОВ: Я растрачивал деньги Горького, пользуясь его полным доверием. И это поставило меня в зависимость перед Ягодой… Ягода сказал, что Алексей Максимович может скоро умереть, распорядителем литературного наследия останется сын Макс. Вы же привыкли, говорил Ягода, жить хорошо, а останетесь в доме в роли приживальщика».

И Крючков, не выстояв против коварного нажима, сперва способствует отправке на тот свет Макса, затем его отца. При этом незаурядная величина злодейства обещает ему и незаурядный дивиденд:

«КРЮЧКОВ: Я останусь человеком, к которому может перейти большое литературное наследство Горького, которое даст мне в дальнейшем средства и независимое положение…»

Сдается, что путем этих убийств Ягода хотел, плюс ко всему, добыть себе и некий особый капитал и вес среди заговорщиков, метя в будущем на главный пост в стране:

«БУЛАНОВ: Он увлекался Гитлером, говорил, что его книга «Моя борьба» действительно стоящая… Подчеркивал, что Гитлер из унтер-офицеров выбрался в такие люди… Он говорил, что Бухарин будет у него не хуже Геббельса… Он, председатель Совнаркома, при таком секретаре типа Геббельса и при совершенно послушном ему ЦК, будет управлять так, как захочет».

Во всяком случае одного, кажется, Ягода успел достичь реально. Заговорщики указывают то и дело, что выезжали за границу, где контачили с агентами чужих разведок, для лечения. Хотя наша медицина, с массой славных еще с дореволюционных пор имен, была не хуже западной. Но чувствуется, что зная о проделках настоящего хозяина кремлевского Санупра, приписанные к нему пациенты просто панически боялись заходить туда.

Такую же опаску вызывал у заговорщиков и второй их силовик – Тухачевский:

«БУХАРИН: Поскольку речь идет о военном перевороте, то будет необычайно велик удельный вес именно военной группы, и отсюда может возникнуть своеобразная бонапартистская опасность. А бонапартисты, я, в частности, имел в виду Тухачевского, первым делом расправятся со своими союзниками… Я всегда в разговорах называл Тухачевского «потенциальным Наполеончиком», а известно, как Наполеон расправлялся с так называемыми идеологами»…

Теперь, наконец, главное: насколько можно доверять признаниям участников процесса? Ибо есть версия, что их в темницах просто запытали до огульных самооговоров. Но стенограмма едва ли оставляет вероятность того, что два десятка человек, дотошнейше допрошенных Вышинским, взвалили на себя сочиненную кем-то напраслину.

Во-первых, чтобы сочинить и увязать такую тьму фактических, психологических, лексических подробностей, понадобилась бы целая бригада посвященных во все тонкости геополитики Шекспиров. Предварительное следствие вел известный впоследствии своими «Записками следователя» Шейнин. Но в тех его «Записках», посвященных всякой бытовухе, не ночевало и десятой доли глубины и драматизма всплывших на суде коллизий, создать которые могла, скорей всего, лишь сама жизнь.

Но если даже допустить написанный чьей-то рукой спектакль, его еще должны были блестяще разыграть на глазах западных зрителей те, чья награда за успех была вполне ясна по участи чуть раньше осужденной группы Тухачевского. А заговорщики – закаленные еще царскими тюрьмами революционеры, сломить которых – не раз плюнуть. Да и по их активности, борьбе за каждый фактик на суде, пространным рассуждениям, переходящим у Бухарина в целые лекции, не видно, чтобы их утюжили до полного самозабвения…»

Так, пойманные в Исполкоме Коминтерна «концы» террористического подполья, причём возглавляемого бывшими соратниками Ленина и Троцким из-за границы, — привели и к «Военно-фашистскому заговору», разоблачённому в 1937-м. И потому так убедительно прозвучало государственное обвинение в 1938-м:

Коминтерн, однако, после столь показательных процессов — упразднён не был (это выглядело бы как победа нацистов на чужой территории), но его Исполком по факту возглавил как раз-таки в суде победивший нацистов Георгий Димитров. А вот как выглядел Секретариат ИККИ, избранный 7-м Конгрессом Коминтерна.

Из дневниковых записей зам. зав. Международного отдела ЦК КПСС Анатолия Черняева (26 февраля 1972 г. и 24 июня 1982 г.):

«На днях по службе мне принесли из Института марксизма-ленинизма дневник Георгия Димитрова с пометкой: «Сверхсекретно. Только для Вас». 1934-1945 гг. Впечатление ошеломляющее: вся кухня политики, которую делал Сталин…

Если его опубликовать, это ещё раз потрясёт мир, не только МКД.

Димитров искренне восхищался Сталиным…Подчёркивает его презрительную реакцию, а то и гнев по поводу славословий в его адрес — когда в своём кругу. Много — о том, как Сталин ценил Ленина. И ни разу, нигде не было и тени поставить себя (Сталина) на один уровень с Лениным. Много — о значении «средних кадров», о том, что стариков, которые всегда цепляются за свои места, надо своевременно заменять молодыми.

Димитров приписывал это интригам, шпиономании и т.п. Обижался, когда его перестали сажать в президиум, пускать на Мавзолей во время демонстраций, «не заметили» пятилетия Лейпцига. Только в 1941 г., накануне войны, в апреле, для Димитрова стало проясняться, что за этим у Сталина стояла большая стратегия, которую Сталин, а потом и Жданов сформулировали совершенно чётко в разговорах на Политбюро в присутствии Димитрова и в беседах с ним лично, в замечаниях ЦК ВКП(б) на документы и проекты статей, выходящих из ИККИ.

Суть её:

Коммунистический Интернационал (КИ) был создан для мировой революции. Но теперь ясно, что в ТОЙ ФОРМЕ, о какой думали в 1919-м, её НЕ БУДЕТ И БЫТЬ НЕ МОЖЕТ. И пора прекратить существование директивного органа в МКД. Теперь акцент должен быть на ВНЕДРЕНИЕ компартий в национальную жизнь, только там — перспектива развития любой компартии…Да — марксистские партии. И называются пусть по-разному: рабочие, народные, трудовые, марксистские… Потом Жданов развил эти идеи в виде стройного документа по пунктам, который кончался предложением подумать о роспуске Коминтерна.

Это в апреле 1941 года!

…Сталин и Жданов смотрели глубже. Они понимали уже, что Советский Союз остаётся один перед лицом фашизма и «демократических», но антисоветских Англии и США, что рабочий класс Запада ничем нам не поможет, германский рабочий класс в войсках вермахта уже завоевал Европу, а заводы «Шкода» поставляли ему самую современную технику. Французский рабочий класс ещё не проснулся. Словом, надеяться не на что, кроме как на самих себя. И не надо суетиться с организацией мировой революции из Москвы с помощью Коминтерна: её не будет, почва для неё рассыпалась. Поэтому пусть коммунисты начинают всё сначала, но у себя дома, опираясь на НАЦИОНАЛИЗМ своего народа, становясь НАЦИОНАЛЬНОЙ СИЛОЙ.»

(А.С.Черняев. Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972-1991 годы. М., «РОССПЭН», 2008. С. 5, 493-494)

Да-да, вот такие диалектические зигзаги мирового коммунистического движения. Конечно же, для дилентантов и откровенных врагов (троцкистов) тут есть идеальная почва «фактов»: Сталин истинных интернационалистов расстрелял, а на их место посадил националистов, вместо Коминтерна сделал какой-то Коминформ… Это же предательство основ!.. Вне контекста реальной обстановки конца 1930-х, растущей угрозы нападения нацистской армады на СССР, оттягиваемого Сталиным ЛЮБЫМИ средствами, — эта схема, этот сюжетец может «проканать». Но мы-то знаем и контекст и понимаем, откуда взялась необходимость не командовать компартиями из Москвы (некем командовать было — в захваченных уже Гитлером странах), но проращивать семена социализма с самого начала, на новом витке, но из зёрнышек национально-освободительной борьбы, которая непременно выдвинется против оккупации другой нацией.

Из дневника Георгия Димитрова (запись от 27 февраля 1941 года ):

И.В.Сталин: «Сочетание пролетарского интернационализма со здоровыми национальными чувствами данного народа. Подготовить надо наших «националистов».

А.А.Жданов: Мы сбились, допустили ошибку на национальном вопросе. Не обращали достаточного внимания на национальные моменты».

Дневник Г. Димитрова, журнал «Вопросы истории» 2000. № 7. С. 40

Запись в дневнике Г. Димитрова от 12 мая 1941 года:

И.В.Сталин: Нужно развивать идеи сочетания здорового, правильно понятого национализма с пролетарским интернационализмом.
Пролетарский интернационализм должен опираться на этот национализм (товарищ Сталин разъяснял, что между правильно понятым национализмом и пролетарским интернационализмом нет и не может быть противоречия. Безродный космополитизм, отрицающий национальные чувства, идею родины, не имеет ничего общего с пролетарским интернационализмом. Этот космополитизм подготовляет почву для вербовки разведчиков, агентов врага).

Дневник Г. Димитрова, «Вопросы истории», 2000. №7. С.42

Запись в дневнике Г. Димитрова от 22 июня 1941 года:

И.В.Сталин ко мне: Договариваемся насчёт нашей работы…Партии на местах развёртывают движение в защиту СССР. Не ставить вопрос о социалистической революции. Советский народ ведёт отечественную войну против фашистской Германии»

Дневник Г. Димитрова, С. 43

Ну, а как Коминтерн стал Коминформом и что о нём говорил Жданов, роль Тито в его становлении и роль Хрущёва в его закате, — всё это мы уже в следующей части узнаем и рассмотрим.

Дмитрий Чёрный, член ЦРК ОКП