Тот день, когда страна осиротела…

Нынче печальная дата. В этот день в 1953-м году скончался человек, с которым СССР шагал широченными шагами по лестнице социального прогресса вверх к коммунизму почти три десятилетия (с 1924-го). Вполне оценить его вклад не в строительство только нашей сверхдержавы (такая оценка заведомо сужает перспективы понимания), но в строительство нового, социалистического мира, то есть в реальную мировую революцию — ещё не смог никто. Это предстоит сделать уже поколениям, которые не слышали ни позитивных (которых конечно больше) рассказов очевидцев, живших при Сталине, ни наветов потомков «умученных»…

Тут, к сожалению (а у кого-то и к частью, как в моём случае), действительно присутствует и доминирует онтологическое в оценках — у тех, кто от родителей или от бабушек-дедушек знает о Сталине, а не по книгам и многочисленным фильмам (большинство из которых — постсоветский сериальный хлам). Мнение нужно составлять независимое — но если тебе прожужжали уши о «миллионах» чуть ли не лично Сталиным отправленных на расстрел, о «сталинском терроре», то вряд ли человек в состоянии потом адекватно судить об Эпохе, которая связана с именем Кобы, с именем Генералиссимуса.

Вот что мама вспоминает. По радио передали о смерти Сталина ранним утром (семья жила тогда в Лёвшинском переулке, вот в этом доме 5, на месте которого теперь растут деревья, а справа стоит инопланетное элитарное чудище под номером 5-стр.1 — наши два центральных окна на втором этаже), был медленный рассвет. Сквозь морозное, в ледяных узорах окно мама выглянула в переулок с первой мыслью: как же теперь будем жить, что будет со страной? Не пойдут ли тотчас империалистические полчища завоёвывать нас? Ощущение не просто растерянности, но потерянности было не только у детей, а у всех, от мала до велика, и в доме пять оно усиливалось наличием слёз у взрослых — на лицах деда моего, работника Спорткомитета СССР Михаила Фёдоровича Таборко и бабушки, Людмилы Васильевны Былеевой, преподавателя РГУФК (тогда — РГАФК). Однако, когда по радио же сообщили, кто возглавил похоронную комиссию, и прозвучало родное имя Ворошилова (которому очень доверяли и в которого верили), стали поспокойнее. Но трагедия была вселенской.

Ничто и никто не сможет рассказать точнее, чем этот фильм, который я специально загрузил на свой канал — он без купюр, и голос диктора не изменён, не ускорен, как на канале Ленинского райкома КПРФ (который выпадает первым при поиске). Взгляните на географию скорби — тот самый Будапешт, который после предательского доклада Хрущёва в 1956-м взбунтуется, взорвёт памятник Сталину и будет глумиться над головой его, втыкать дорожный знак в область носа, — скорбит вместе со всеми столицами социалистических стран. Вот что оставил Сталин помимо вооружённого (благодаря стоящему у его гроба товарищу Берия) ядерным оружием СССР — вот его главное наследие. Социалистический лагерь! Мировая революция без экспорта революции — не по Троцкому, а по Сталину. Мировая революция, мирно наступающая на империалистский центр, на США неминуемо — с обеих сторон, со стороны Кореи, а вскоре и со стороны Кубы, из Латинской Америки…

И даже там, где ещё шла война, в Корее, революционные воины товарища Ким Ир Сена (поддерживаемые нашей авиацией) поддержанные китайскими добровольцами, прекратили бои, чтобы скорбеть вместе со всем прогрессивным человечеством. Звучит 6-я симфония Чайковского — и удивительно, как, в общем-то, произведению о личной трагедии, о несбывшихся надеждах и мечтах, придан куда более широкий смысл. Симфония зазвучала общественно-трагично, скорбью миллионов людей в пространстве всего соцлагеря — под шпилем высотки в Варшаве, на проспектах Берлина (которые мечтались Шпееру, но достались в итоге Сталину и рабочему классу страны, достались в смысле — строить довелось), в Праге, где уже на деньги рабочих возводится громадный монумент со Сталиным во главе (и который после доклада Хрущёва и выноса тела Сталина трижды будут взрывать — вот какой был крепкий!), в советской Прибалтике. Некрологи о Сталине выйдут на всех языках мира…

Послушаем Жанну Болотову, вспоминая «Дом, в котором я живу» и, можно сказать, в котором, всё в том же, конструктивистском и большом — всесоюзном, бесконечном в балконных загибах и коридорах, — услышали о смерти Сталина…

Моя мама тоже помнит Сталина — на мавзолее. Когда проходили на демонстрации, а она ехала на плечах деда. Таких демонстраций было много, Сталин стоял очень близко к народу, никакая охрана не была нужна, и мама видела даже вЫщербинки на его щеках… Лицо, как говорит мама, — родное. Лицо, вселяющее такую уверенность в завтрашнем дне (для нас — в коммунизме послезавтра), что «должность» отца народов звучит без преувеличений. Если посчитать, сколько республик объединил, укрепил, буквально из феодализма поднял СССР в годы сталинского руководства — звание это не покажется надуманным, незаслуженным, как и громадные памятники (Впрочем, эти памятники безумцы под командованием Хрущёва начнут вскоре взрывать и топить в Волге, превращая Сталинград в Волгоград — от таком битые там нацисты и не мечтали реванше! Унижение это торжествует поныне — сходите в Музеон к ЦДХ, посмотрите на памятник Сталину с отколотым носом, «памятник» 1991-му и контрреволюции, памятник этот побывал на Всемирной выставке в Нью-Йорке в 1939-м).

Но сейчас — небольшой контрапункт. Приведу выдержку из мною же опубликованного рассказа Виктора Овсянникова, одного из смогистов (поэтическая диссидентская группа, собравшаяся вокруг Леонида Губанова в 1965-м), полностью он есть на загибающемся нынче под командованием Анатолия Юрьевича Баранова сайте ПРАВДА.info, который я вёл c 2004 по август 2020 (и большинство публикаций коего поныне датировано августом на главной странице, спустя полгода), окажем «хитами» ему поддержку хоть в этот скорбный день:

…Хороший день был вчера, а сегодня что-то не так, что-то произошло, о чем продолжали шушукаться воспитательница с нянькой, не замечая наших невинных шалостей. За окном в переулке редкие в это время прохожие все куда-то спешат, опустив головы или втянув их в плечи, не глядя по сторонам, а лишь себе под ноги, словно боясь поскользнуться и упасть на мокрый и грязный асфальт. Лишь совсем старенькая бабуля, худая и сутулая, в поношенном черном пальто с туго обвязанным вокруг головы темным шерстяным платком медленно бредет по тротуару у самого нашего окна. Снизу сквозь двойные стекла оконных рам, обклеенных на зиму по краям узкими полосками бумаги, хорошо видно, как она безудержно плачет, вытирая мокрое от слез старческое лицо то концом платка, то узкой морщинистой ладонью.

Раньше обычного за мной пришел папа. Я быстро оделся и мы вышли на улицу.

— Почему сегодня люди такие мрачные и сердитые, — спросил я у него — а одна старушка даже плакала? 

Он молча посмотрел на меня, всегда такой весёлый, улыбчивый, как-то странно ухмыльнулся и сказал, что умер самый главный дядя в нашей стране – Сталин. В голосе отца я не услышал ни грусти, ни тревоги, ни каких-то других чувств. Он сказал это спокойно, почти безразлично, словно о какой-нибудь ерунде, что случается каждый день, но и привычной для меня радости на его лице, когда он бывал со мной – тоже не было.

— Нужно ещё добраться до дома — сказал он, словно нас ждало какое-то необычное приключение и наш дом не был совсем близко у соседней площади Маяковского.

Мы прошли под аркой мимо входа в цыганский театр «Ромэн» и вышли на непривычную, словно незнакомую мне улицу Горького. Обычного потока машин на ней не было, по тротуарам и мостовой беспорядочно и в разные стороны спешили люди. Такое я видел раньше в дни праздников, когда машины на улице Горького не ездили, а праздничная демонстрация ещё не началась или уже закончилась. Только в этот раз не было никакого веселья и радостной суеты, мелькавших повсюду красных флажков и бантов, торговцев разноцветными воздушными шариками, пищалками «уди-уди» (особенно любимыми мною короткими дудочками с воздушным шариком на одном конце: надуешь шарик и дудочка пищит), прыгающими мячиками на резиновых нитях, сладкими леденцами-петушками на палочках и другими заманчивыми игрушками. Лица снующих туда и сюда людей были одновременно хмурыми, озабоченными и возбужденными.

Смутно помню и демонстрацию на Красной площади – красной от флагов и транспарантов, больших портретов на красных полотнах. Я на папиных плечах и пытаюсь разглядеть на далёкой трибуне маленький силуэт человека по имени Сталин. Вспоминалось с трудом – я был тогда совсем маленьким…

А сейчас хочется увидеть самого Сталина, его последнее выступление на 19-м съезде. Понять, откуда бралось ощущение той стабильности, что было у Жанны Андреевны Болотовой и Ирины Михайловны Чёрной, когда они оказывались у мавзолея, который стал в 1953-м мавзолеем Ленина-Сталина. Это была стабильность социалистического развития — стабильность наступления светлого будущего. В том числе и стабильность снижения цен — как вообще отступление и изживание товарно-денежных отношений, уступающих место прямому продуктообмену между городом и селом (последняя статья товарища Сталина).

Удивительно! Слушать сегодня этот доклад — интересно, актуально. Потому что не только гениальный, смелый, бескомпромиссный практик Сталин, но и сильнейший теоретик. Последний великий теоретик, критически видевший и недостатки экономики СССР и перспективы побед народной демократии в Европе и Азии, последний революционный большевистский Ум, который был у наступающей КПСС (кстати, и переименование её — фиксация этапа наступления коммунизма на капитализм, победу социализма в пределах одной шестой части суши) — это конечно же Сталин. Всё и все, кто были после него на уровне ЦК — занимались либо ревизией, как Хрущёв и его подельники, либо консервацией догм, не умея поверять их практикой, как Суслов. Доклад Сталина вызывает живую, незапланированную овацию — потому что это диалектически богатый, умный, живой доклад. Не хрущёвское задобрение аудитории и пустословие, проряжаемое аплодисментами, скорее, от скуки или верноподданства.

Да, видно, что Сталин уже весьма немолод — но нельзя сказать, чтобы он был явно стар и ему пора уходить. Потому о его безвременной кончине и будут вестись дискуссии, будут возникать вполне обоснованные версии (как у Юрия Мухина, книга «Убийство Сталина и Берия»), что Сталин был отравлен «друзьями» — теми лакеями вроде Хрущёва, которые сами ничего из себя не представляли в теоретическом плане, но стали под руководством Сталина неплохими практиками. На счету Хрущёва к моменту ХХ съезда была поднятая целина — вскоре, правда, пошедшая пылью, потому что не учли ветровой компонент казахских природных условий… Впрочем, как-то неуместно вспоминать сегодня Хрущёва.

Посмотрим-ка мы лучше, как встречали на мавзолее Сталина в 1945 на параде физкультурников — хотя, Вторая мировая ещё не закончилась, ещё добивали мы японских милитаристов… А физкультурники (мои дедушка и бабушка — готовили эти силы, эти кадры, которые решали всё с 1920-х!) Послушайте эту овацию! И всяким злым языкам-сталиноненавистникам просто так же вот тысячеруко похлопайте, не тратьте слов в спорах…

Да, нечем пока нам так громко и так убедительно хлопать!

Рук у нас поменьше. Но это пока, это временно, это вынужденно. Если с намеченного коммунистического собственного пути не свернём, овладеем всем богатством революционной теории и диамата, и начнём её уверенное, постепенное распространение в массах, — будут и руки, будут и силы, будут и победы, и Вторая социалистическая революция в России будет. И побегут прочь с Трубы во дворцы не черноморские, а уже заморские её захватчики, все эти путинские вельможи-миллиардеры, Тимченки, Сечины, Миллеры, его друзья из кабинетиков питерской мэрии. Главное, не сбиваться с теоретически революционного, единственного пути. Пути борьбы и с силовигархией в России, узурпировавшей социалистические богатства наших недр, и с капитализмом на всём постсоветском пространстве, на временно сползающих всё ниже по лестнице социального регресса территориях, которые в СССР развивались и процветали.

Дмитрий Чёрный, член ЦРК ОКП