Сергей Дылевский: Ничто и рабочий

Правота теории нередко доказывается обратным образом, когда противоположный теоретическому полюс реальности начинает плодить чудовищ. Вот писал же В.И. Ленин, что «…социал-демократического сознания у рабочих и не могло быть. Оно могло быть привнесено только извне», предполагая, однако, что совсем впустую пролетарский труд над собственным сознанием не пройдет, ведь «История всех стран свидетельствует, что исключительно своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское…». Но даже последнее – это случай почти идеальный. Чаще же собственные усилия вероятного класса-гегемона ни к чему иному, кроме торжества всякого рода черносотенства или простейшего мелкобуржуазного сознания не приводят.

Вот и речи главы «стачкома МТЗ» Сергея Дылевского подтверждают упрямое торжество реакции в головах граждан, не обремененных теорией («Учение же социализма выросло из тех философских, исторических, экономических теорий, которые разрабатывались образованными представителями имущих классов…» — писал всё тот же Ленин). И я бы сказал, что это не просто реакционная смесь всего и вся, а определенное мировоззрение, выработанное рабочим лидером Дылевским под влиянием ближайших обстоятельств истории и ее действенных сил.

И в результате миру явлена своего рода антитеория, своего рода манифест темного, он же реакционный, полюса истории, словесами украшенное ничто, или просто Ничто, зияющее из черепа Сергея Дылевского, рабочего-термиста.

И в этом смысле любопытней не то, что вообще породила голова политического протестанта, а то, что все смысловые линии этого порождения упрямо ведут к историческому ничто, которое в любой момент может оказаться настоящим Ничто, без права на реабилитацию (реинкарнацию, повторение, возрождение и т.д.). Но у этого ничто (легко обратимого в Ничто) есть тело, есть носители, и это прежде всего мелкая буржуазия и ее фантомы.

Рассказывает Сергей Дылевский, например, о своем понятном интересе к истории родной земли, и делает выводы из понятого им: «Через те места, где моя мать родилась, прошли две войны, и интересовался французской армией, которая на Москву шла, интересовался гитлеровской Германией. Я даже на раскопки ездил в свое время. И, вы знаете, я очень много жестоких вещей прочитал про гитлеровскую Германию. Тогда была война, но я даже не возьмусь сейчас сказать, кто действовал жестче, — карательные отряды гитлеровской Германии или белорусские силовики».

Нельзя же объяснить итоговое уравнение рабочего Дылевского индивидуальной неудачей его мысли. Мы же знаем, что на мыслителей такого рода работает определенная историческая логика, но эта та логика, за которой скоро и людей не обнаружится.

С другой стороны, кажется, не так уж и просто отождествить обыкновенное государственное насилие, и даже его гораздо более мягкие формы, нежели у соседей, — с расовым, принципиальным насилием 3-го Рейха. Но крайние выводы Дылевского не случайны: мелкой и даже мельчайшей буржуазии надо победить, надо успеть встать в ряды победителей, а формальные ориентиры того, что хорошо, а что плохо — заданы другой эпохой. И на выходе из черепа Дылевского является своеобразная «антифашистская» проповедь фашизма, как известно, всегда маячащего за спиной империалистического капитала, но прямо – после 2-й Мировой — заявить о своих правах на новейшую историю, не могущего.

А казалось бы – простое уравнение, на которое где только не соглашаются!

И на столь хорошо удобренной почве исторического знания начинает свою жизнь политика с ее актуальными требованиями, — какой уж там тред-юнионизм! Сказано же Дылевским: «Для Беларуси у нас зарплаты неплохие на заводе, плюс у нас как-то пытаются решать жилищные вопросы для приезжих, есть какое-никакое льготное кредитование. Забастовки, стачки и попытки остановки производства происходят не из-за экономических проблем, а в первую очередь из-за политики».

Какого рода эта политика? Символически она выколота на телесах рабочего Сергея: герб «Погоня» и красно-черный символ анархического движения. Про первое Дылевским сказано, что «для меня это символ сопротивления» (наколотый женой), а про второе, «это меня жена попросила сделать. Я ей закрыл шрам, полученный на заводе».

И не знай мы этого объяснения, простого и понятного, сколько можно было бы насочинять догадок про таинственного националиста-анархиста под феодальными знаменами! А оказывается, все дело в жене и исторических штудиях пролетария Дылевского!

И далее этот пролетарий скажет сам о себе: «Да, я просто загружаю детали, отправляю в печь, вбиваю программу, и все. Физически работаю, а морально не развиваюсь», — действительно пролетарий – по роду занятий – и действительно, как можно убедиться, не развитый морально.

Однако этот работник физического труда настырно рассказывает о своем политическом кредо, оно крайне простое, хотя не без сложностей с выбором: «…для меня был очень сложный выбор между Бабарико и Цепкало. Один поднял всю IT-сферу в Беларуси, крайне мозговитый и талантливый мужик, а второй — крайне мозговитый и талантливый управленец. Я колебался между ними, ведь оба в состоянии поднять экономику страны, чтобы нам жилось лучше».

И это не случайный, но классовый пассаж пролетаризированного мелкого буржуа, усвоившего сознание именно мелкобуржуазное, в котором готовность к борьбе и невозможность осознать и сформулировать собственный интерес, определяется социальной промежуточностью наличного мышления и инфантильной надеждой на очередное лицо буржуазной демократии – надеждой на чудо технического решения сложных общественных проблем и противоречий.

Этакая стоеросовая наивность могла бы насмешить, поскольку уже более тридцати лет только это и предлагается востоку Европы, но смешного здесь немного – до сей поры смещение требований от системы к лицам работало и работает, прикрывая империалистическое разрушение хозяйства и человека.

И действительно, что в принципе может помешать буржуазной пропаганде, а фактически империализму, продолжать разлагать все и вся вокруг себя? — когда массовое сознание – и не только востока Европы – порождает формулы подобные фразам заговорившего Дылевского: «Я против несправедливости, против того, что законы работают только в одну сторону. Наши законы идеально защищают лиц, приближенных к власти, и никак не защищают простых людей. Я против этого, я не оппозиционер, у меня нет политических убеждений, я не коммунист, не либерал, не демократ, но как простому человеку мне не нравится то, что делает со мной власть».

Обыватель, и даже из рабочих, подобен индюку Бертрана Рассела, ожидающему, что его продолжат кормить и поить, хотя индюков, как известно всем кроме них самих, выращивают на мясо, а «социалистическая форма занятости» в РБ, как и, соответственно, рабочие места для таких пролетариев по социальному положению, как Дылевский, давно являются предметом идейной и экономической критики со стороны институций мировой империалистической экономики. Империалистическая борьба за рынки сбыта и устранение конкурентов, включая и любые альтернативные формы хозяйствования, требует самых абстрактных лозунгов именно в духе Дылевского, содержание которым будет придано позднее и вопреки очевидным интересам большинства его товарищей по заводу. Притом что и сама возможность грозить забастовкой требует наличия рабочих мест, актуальной потребности в подобной форме производства для общественных верхов.

Исторически верхи РБ сформировались вокруг государственного капитализма, смогшего в своих рамках решить большинство общественных и хозяйственных проблем Беларуси. Противником белорусского госкапитализма выступил международный империализм, необходимо усиливающий «неравномерности и противоречия внутри всемирного хозяйства», когда «обостряется также национальный гнет и стремление к аннексиям», причем «капитализм неизмеримо быстрее, чем прежде, растет, но этот рост не только становится вообще более неравномерным, но неравномерность проявляется также в частности в загнивании самых сильных капиталом стран» (согласно Ленину).

Но являясь объективным проводником империалистического воздействия на собственную страну, Дылевский тут же удивляется «загниванию самой сильной» из империалистических стран: «В последнее время в Америке вообще черт знает что творится». Причем предводитель «стачкома МАЗа» уверен, что «сейчас если ты человек с белым цветом кожи, то попадаешь под репрессии, как в 50-е годы было с темнокожими»(про США). Эксцессы, как известно, бывают по всему свету, но назвать события американского гражданского противостояния репрессиями против «белых» не всякий отпетый буржуа-расист решится, не говоря уж о записных пролетариях.

Рассказал Дылевский и о «левом движении», о позиции рабочих. Невинная пролетарская простота ответила опять про «сейчас», что «сейчас какого-то рабочего движения, по сути, нет, на то же предприятие человек приходит не чтобы за партию выступить, а чтобы заработать денег на существование». Кто бы мог себе такое представить! – рабочий уверен, что раньше на завод ходили выступать за партию, а не работать!

Выше я позволил написать себе, что рабочий Дылевский является своего рода определением Ничто, моментом всемирного движения к концу всего сущего, индивидным фокусом, сгустком альтернативы положительному исходу в истории человечества. Может быть, я слишком высоко оценил роль этого пролетария с МТЗ? Думаю, что нет. Ведь совокупность того, о чем Дылевский простодушно поведал миру, представляет дивную, но привычную смесь из самых абстрактных лозунгов и самого реакционного содержания, укрепившуюся в головах большей части аборигенов Восточной Европы, головах совершенно мелкобуржуазных. Но эта совокупность и образует то представление Ничто, в котором смешение мифов обывательского здравого смысла и мифов политического характера, пропаганды, делает святую простоту множества неразвитых людей любого социального положения «глупенькими жертвами обмана», врагами собственных подлинных интересов. А империализм и его смердящие формы безвозвратно затягивают в это «сейчас», в эту разрушительную логику мирового падения страны, массы, классы – и маленькую прекрасную Беларусь вместе с ее жителем, упитанным лидером стачкома – рабочим полурасистом, полуфашистом, полубуржуа… Так – на наших глазах — темный и безумный полюс самой реальности побеждает другой ее полюс, поднятый до теории, полюс человеческого самосознания. Так заканчивается или может закончиться человеческая история… На наших глазах и глазах пролетария Дылевского.

Олександр Матяш, Союз Коммунистов