Август, который всегда с тобой

— Ельцин сломал хребет коммунизму. Он направил Россию в русло частного предпринимательства, и это изменило ход истории. Возникали ли на этом пути трудности? Безусловно. Но ведь никакой революционный процесс не обходится без них.

Слова канадского премьера Брайана Малруни приветствуют каждого, кто переступает порог Ельцин-центра. На противоположной стене — список меценатов-жертвователей. Здесь, кажется, все российские олигархи, а еще: Пугачева, Хворостовский, Путин, Медведев. В общем, лучшие из преисполненных благодарности современников.

Вся нынешняя Россия — порождение августа 1991-го. Дитя антиконституционного переворота или, говоря телевизионным языком, — Майдана.

Именно в августе 1991-го на баррикадах у Белого Дома, где строились небесные сотни и разливался по бутылкам коктейль Молотова, был развернут новый государственный флаг — белогвардейско-власовский триколор. Именно та волна подняла на поверхность многие фамилии, без которых современную элиту представить нельзя.

— Внук Молотова Никонов (завсегдатай ток-шоу, член генсовета «Едра») был понятым при аресте Янаева.

— Немировская (основатель и директор Московской школы политических исследований) вместе с британским послом и его женой поила ельцинистов водкой.

— Журналист Медведев (лауреат 4 премий ФСБ за документальные фильмы, пресс-секретарь Ельцина). В августе 1991 «чудесным» образом просочился через информационную блокаду ГКЧП в эфир Центрального телевидения. Без того репортажа СССР не узнал бы о митинге на танке.

— Экономист Попов (бизнесмен, президент и соучредитель — вместе с сыном — Московского международного университета). В 1991 мэр Москвы, связующее звено между ельцинистами и американским посольством).

— Первый зам Попова Станкевич (бизнесмен, эксперт-затычка в каждом втором ток-шоу). В 1991 депутат Моссовета, активный борец с режимом.

— Геолог Савостьянов (бизнесмен, член Совета по внешней и оборонной политике). В 1991 в должности руководителя КГБ по Москве разгонял ЦК КПСС при поддержке толпы.

— Школьный учитель Венедиктов (на паях с Газпромом хозяин «Эха Москвы»). В августе 1991 корреспондент при штабе Ельцина.

Лужков, Батурина, Коржаков, Золотов, Руцкой, Козырев, Шеварднадзе, Лебедь, Кобец, Грачев, Бурбулис, Макаревич, Кинчев, Намин, Акунин, Ходорковский… Список выгодоприобретателей насчитывает сотни фамилий.

Нет, само собой, каждый, кто имел несчастье жить в 1991-м, так или иначе прикоснулся к проклятому августу. Но тенденция очевидна: сочувствие или участие в антикоммунистическом перевороте открывало тогда карьерные возможности. Принадлежность к противоположной стороне, как правило, лишала перспектив.

В августе 1991 года спасать Советский Союз было поздно. Его добивали технично и красиво. Винить одну лишь англичанку с американкой глупо. Да, технические и агентурные возможности АНБ, ЦРУ и МИ6 позволили им переиграть ГКЧПистов вчистую (если те вообще собирались играть). Однако путч дрожащих рук и трясущихся губ стал лишь заключительным актом трагедии. Все диалоги были расписаны задолго до.

— Когда в марте 1989 были открыты вентили и на выборах в Верховный Совет СССР прошла радикальная демократическая оппозиция.

— Когда горбачевский разворот на Запад спровоцировал «Осень Народов» — лавинообразное крушение социалистических режимов в Восточной Европе.

Июль 1989 — Польша. Октябрь — Венгрия. Ноябрь — ГДР и Чехословакия. Декабрь — Болгария и Румыния (Горбачев поддержал свержение Чаушеску). Январь 1990 — Албания. После Тяньаньмэнь всему миру было понятно, какая станция — следующая.

— Когда в декабре 1989 Горбачев и Рейган подписали на Мальте «окончание Холодной войны», заключили стратегическое партнерство, распустили Варшавский договор и СЭВ, а НАТО получило согласие Москвы на поглощение Восточной Германии.

— Когда антикоммунистические демонстрации и националистические погромы прокатилась по Прибалтике, Закавказью, Средней Азии.

— Когда в Кузбассе на манер «Солидарности» забастовали шахтеры, требуя капиталистической оплаты труда.

— Когда была отменена 6-я статья конституции СССР о руководящей роли партии.

— Когда, едва добившись многопартийности, в местные и городские советы (в том числе — с столицах) толпой прорвалась все та же буржуазная оппозиция. Сразу после этого, нисколько не стесняясь, не встречая никакого сопротивления, она объявила о начале «демократической революции». Все это УЖЕ произошло за два года до путча.

— Когда в июне 1990 суверенитета потребовала крупнейшая союзная республика — РСФСР. Заполучив в руки кайло такого размера, Ельцин мог спокойно и последовательно доламывать стены общего дома, прорубать лично для себя дорогу к власти. Фактически с этого момента захваченная буржуазными националистами РСФСР (прообраз РФ) — главный таран для уничтожения Советского Союза.

Сегодня можно сколько угодно кусать локти или грозить кулаком Ельцин-центру. Дело сделано. Сделано качественно. И сделано не в августе. Что, разумеется, не снимает персональной ответственности ни с тех, кто молча смирился, ни с тех, кто сознательно помогал. В Ленинграде митинг против ГКЧП собрал будущий мэр Собчак. Угадайте, кто находился рядом с ним в эти минуты?

Через два месяца после победы Ельцин запретит Коммунистическую партию (в сентябре самораспустится Комсомол). А к декабрю уже ничто и никто не сможет помешать подписанию Беловежских соглашений.

Следующие шаги новой власти будут иметь сугубо экономическое значение. Однако именно они и были конечной целью контрреволюции:

— упразднение советских министерств и Госбанка;

— уничтожение государственной монополии на экспортно-импортные операции;

— либерализация цен и коммерциализация торговли;

— воссоздание института частной собственности.

Останется только приватизация собственности общенародной. Бороться с ней в октябре 1993 года = пить боржоми при отвалившихся почках. ГКЧП не решился бросить танки на людей. Ельцин решился.

Солженицын, один из самых косноязычных писателей 20 века, назовет август 1991 «Великой преображенской революцией»:

— Горжусь, что русские люди нашли в себе силу отбросить самый вцепчивый и долголетний тоталитарный режим на Земле. Только теперь, а не шесть лет назад, начинается подлинное освобождение и нашего народа и, по быстрому раскату, — окраинных республик.

Памятники Солженицыну и Ельцину, расставленные по стране первыми лицами государства — это памятники августу 1991 года.

В реальности «мощнейший раскат» растянется на тридцать лет. Он продолжается по сей день и сопровождается деградацией, нищетой, неравенством, вооруженными конфликтами, стремительным вымиранием всех народов, входивших некогда в состав СССР.

Впрочем, если вы думаете, что дело Ельцина умерло вместе с телом, я все-таки настоятельно рекомендую вам посетить мемориальный центр в Екатеринбурге. При входе в книжный магазин там упретесь в здоровенную брошюру «Россия-2050». Вот цитата со случайно открытой страницы: «…Гипотеза, согласно которой после Путина у нас велика вероятность демократизации политической системы, обычно наталкивается на широко распространенное представление, что нынешняя автократия плодит конформистскую молодежь, никакой демократии не желающую. Думается, однако, что в реальности конформизм с демократизацией вполне совместимы. Существует два сценария участия молодого поколения в трансформации политического режима. Первый можно условно назвать сценарием «арабской весны», второй — «горбачевской перестройки».

По первому сценарию, молодежь должна выступать основной движущей силой перемен. Жестко идеологизированные, бесстрашные, ненавидящие существующий режим молодые люди выходят на площадь, проводят многотысячные митинги, кричат, протестуют, крушат… От мирных действий они временами переходят к насильственным. Вступают в столкновения с полицией. Они не готовы ждать, они желают победы…»

Второй вариант, который авторам, по всей видимости, ближе, подразумевает более мягкую, бесконфликтную модель транзита к демократическим ценностям. Примерно такую, которая сработала 30 лет назад.

Ждем, стало быть, Горбачева, провожая теплый и дождливый август.

Константин Сёмин

---

⁠Из романа «ВРЕМЯВСПЯТЬ», глава «Август зеркального года»:

дядя Саша, перелистывая «Московскую Правду» в субботу, семнадцатого августа утром, наткнулся на последней странице среди обыкновенных новостей на небольшое объявление в покатой рамочке: Александр Яковлев вышел из КПСС. член ЦК покинул партию в сезон отпусков, тихонечко… обычно не интересующийся этим всем, и газет-то почти не читающий, Александр однако понял, что скоро прозвучит звонок, и это будет Виктор. он втайне надеялся, что как-то обойдётся без особых поручений: надо было вступать во владение участком. и эти выходные целиком планировалось посвятить купле той самой дачи на Волоколамке, на которой семье предполагалось ещё одну-другую недельку лета дожить, отдохнуть от его «бомбёжек» и асфальтного угара. звонок застал его в туалете – однако, дядя Саша успел зажечь ароматную индийскую пирамидку благовоний (причуда жены), всполоснуть руки и схватить телефонную трубку в спальне.

— Через сорок на Расплетина, там же, — чётко пробарабанил не ожидающий ответа голос шефа.

казалось, голос Виктора посекундно спешит, чтоб не включилась прослушка. гудки как бы подгоняли – каждый гудок почти секунда. наскоро одевшись и крикнув в кухню Антонине, что дача отменяется, дядя Саша отправился. выбежав из подъезда, стал ощущать какую-то нервозность, хотя вокруг меж родных хрущоб царила тишь и безлюдность… с ветерком в окно – поехал, но вскоре закрутил окно, как-то стало прохладно. возможно, от внутреннего холода, от нервного кома где-то пониже горла. решил выкурить этот ком – хотя, тоже, скорее, автоматически, нервно…

под «Расплетиным» Виктор, видимо, понимал райотдел КГБ, где они побывали лишь однажды, и не так уж недавно. но других адресов там у шефа не имелось, так что Александр, быстро выкурив свою «Мальборо-100» из целого блока, недавно подаренного шефом, поднажал в том направлении. едущие по своим делам автомобили, жигулёнки, новые москвичи и волги, почти не мешали «шахе» дяди Саши пробираться к условленному месту. он прибыл ровно через сорок минут: электронные часы на руке показывали верные секунды, но Виктора у дверей отделения милиции не было.

он спустился через минуту, сразу сел в машину, но отъезжать не велел. был порывист, но при этом молчалив. сразу, рывком закурил свой «Кент», отщёлкнул дверную пепельницу и задумчиво стал в неё «стачивать» пепел, словно с карандаша…

— Неделька будет непростой, как и обещал, если помнишь. Все выходные отменяй. Сейчас в лес, подожди тут… Потом по дачам. Часики наши с тобой, что век потом кормят, приближаются.

Виктор вышагнул, оставил дверь открытой, аккуратно бросил в белую бетонную урну окурок, поднялся назад в отделение. судя по времени, которое он там провёл, КГБ находилось над милицией, как по рангу и положено – там, за тонкой лучеобразной решёткой, как раз задёрнули занавески. скорее всего, шеф. вышел минут через десять – как раз ещё одну свою «мальбору» выкурил не спеша дядя Саша. в обеих руках, как-то небрежно и нехотя, Виктор нёс по неполному холщовому мешку, бросил их на заднее сиденье…

— Может, лучше в багажник, шеф?

— Да нам нечего прятать, это спецпереписка, везём в лес. Только ты знаешь, а ты свой.

— Не остановят?

— Кто ж нас теперь остановит? Теперь – жми, в прямом и переносном. Давай хоть в Серебряный бор, нам бы поляну поглуше…

— Я читал, Яковлев вышел из партии…

— Ого! Уже, значит, читал. Сейчас посыплются яблочки мочёные, ты главное ничему не удивляйся… Дай-ка твою, хочется покрепче.

Александр угостил шефа его же, по сути, сигаретами – просто, «Мальборо», тем более, такого размера не «в его вкусе». так он о многом говорил, держа марку. сейчас он явно о чём-то важнейшем думал, и проезжаемые хрущобы, пожухшая зелень, мосты – помогали его внутреннему планированию…

перелетев Москву-реку по длинному мосту, они углубились сперва в дачные, а потом и пляжные леса… дядя Саша наугад поехал по просеке, высматривая подходящую поляну. кое-где встречались палатки, и даже шагающие с купания, хотя погодка, скорее, не для купания. засмотревшись на встречную туристочку в чёрном купальнике, Александр упустил момент, а Виктор его даже слегка за рукав одёрнул:

— Вот здесь, куда уж дальше. У тебя сапёрная лопатка найдётся?..

— Конечно, как у всех. Кого похороним? – рискнул он пошутить, и угадал…

— Тоталитарное прошлое! Агентурку хороним, это приказ, его я выполню, а вот далее… По дачам, родной мой, по дачам!

они шагали по солнечному лесу, словно очередные «дикари», но несущие не палатку и надувную лодку, а нечто – зловещее и одновременно беспомощное. лёгкое, но объёмное. оглядевшись, чтоб не было свидетелей, присели в папоротники, Александр быстро выкопал в сырой, после почти месяца дождей, земле неглубокую яму…

— Да! Сколько тут гордости и подлости диссидентов!.. Братская могила, что ни говори. Вот говорить-то только они и не должны, своё дело сделали.

— Может, в полиэтилен бы? А то – тряпьё…

— Не волнуйся, там всё внутри уотэр пруф, я позаботился, это прошлое мне может понадобиться потом – вдруг, а мешковину псу по запаху не найти, в отличие от пакета: впитывает. Ну, всё, засыпай.

дядя Саша только сейчас понял, что шеф приучил его к выполнению любого приказа – мягко, без каких-либо нажимов. просто как очевидное – выкопать, закопать, не заглядывая внутрь. а хотелось-то узнать, что дальше, а ещё… пойти за этими «дикарками» в купальниках, взять виндсерфинг напрокат, как другие берут, костерок на пляже развести, голых купальщиц ночных дождаться. но – выходные отменяются, был приказ. они вернулись к «шахе» и покатили к Рублёво-Успенскому по знакомому адресу.

— Чёртовы упыри! – прорычал, возвращаясь из ворот знакомой госдачи Виктор, — Упёрлись! Теперь придётся на «эй-би-си» ехать…

— На радио? – то ли пошутил, то ли сглупил Александр.

— Радио «би-би-си» называется, и туда нам пока рано, далековато, — спас шутку Виктор, — Нет, мы сейчас с тобой почти кортежем поедем, совсем в другие дали.

они действительно подождали, пока из гаража выехали две новые чёрные «Волги», и поехали уже за ними, не соблюдая дистанции, обратно в Москву. двигались долго, петляли по шоссе и по просёлкам, иногда встречая бордовые комбайны «Нива». неслись вдоль подмосковных полей с недавно убранным урожаем и оставленными рулонами сена. к раннему вечеру въехали в Черёмушки, потом по улице академика Варги и в лес зарулили, — а, может быть, и в парк, всё это в сумерках напоминало финал фильма «ТАСС уполномочен заявить»… Виктор велел припарковать «шаху» прямо посреди леска:

— Так, далее объект. Тебя пустят, но не в твоей машине, сейчас пересядем вперёд – ни о чём не спрашивай, молчи, тебя в лицо и по номерам знают, вопросов не будет.

Читать далее