К 117-й годовщине убийства Н.Э.Баумана

Сегодня печальная дата. Лидер, неустанный агитатор, организатор, яркий авторитет московской организации РСДРП Николай Бауман был убит 18 октября 1905 года работником фабрики Щапова Николаем Михалиным, недалеко от главного здания Императорского московского технического училища, названного впоследствии в его честь, на углу Немецкой улицы (ныне — Бауманская) и Денисовского переулка.

Если попытаться в двух словах рассказать, каким был Николай Бауман, то вот они: исторический оптимист. Вся его судьба, включившая тюрьмы и все, выпадавшие при царизме на долю борцов за рабочее дело испытания, — это поразительная линия жизни человека, уверенного в успехе революции, и поэтому с дружелюбной улыбкой шагающего вперёд, только вперёд… В нынешний период глухой реакции и социального регресса образ Баумана несомненно должен озарять наш путь, если мы хотим быть последователями большевиков — той силы, что вырвала распадавшуюся Россию не просто из реакции, но из отсталости, на месте этой России построила СССР и подняла его к звёздам. Это будущее крылось в оптимистической улыбке Баумана, который примером своей борьбы, своего агитаторского партийного пути — поднял до уровня сознательного, революционного пролетария тысячи и тысячи строителей социализма как до, так уже и после пролетарской революции 1917-го года.

Обратимся же к свидетельствам современников, при каких обстоятельствах погиб от ударов монархиста человек, чьим именем назван университет и район столицы.

Михаил Новосёлов, «Николай Бауман» (1951 год):

«…Получив ночью 17 (30) октября известие о манифесте, Московский комитет большевиков, помещавшийся в Техническом училище, решил на другой же день утром возглавить рабочую демонстрацию.

Рабочие собирались итти к Таганской тюрьме — встречать освобожденных политических. МК решил показать рабочим, насколько нереальны широковещательные обещания царского манифеста. Вместе с тем поход рабочей демонстрации должен был показать готовность московского пролетариата к близким событиям…

И 18 (31) октября «с утра, как всегда в те дни, — вспоминает один из ближайших друзей Баумана, — все аудитории Технического училища были полны рабочими, слушавшими ораторов. Были мобилизованы все силы МК для успешного проведения приступа на московскую Бастилию. Все наши почти были в сборе. Среди нас был и «дядя Коля» — Николай Эрнестович Бауман… Настроен он был, как и всегда, жизнерадостно, и эта жизнерадостность передавалась всем его окружающим».

В это время в актовом зале Технического училища происходил громадный митинг: ораторы Московского комитета большевиков требовали немедленного освобождения всех политических заключенных.

К Бауману и М. Н. Лядову подошли товарищи и сообщили решение митинга: всем присутствующим итти в Таганскую тюрьму.

Громадное оживление, необыкновенный подъем духа царили и в до отказа набитых рабочими обширных аудиториях Технического училища и на дворе, где уже строились колонны с флагами, знаменами, плакатами.

«Свобода заключенным!..»
«Требуем всеобщей амнистии!..»
«Долой царский произвол!» — таковы были требования рабочих, наскоро написанные мелом на красных полотнищах.

Николай Эрнестович, только что сам покинувший стены тюрьмы, шел освобождать оставшихся ^ще там товарищей с необыкновенной радостью.

«Подумать только — идем открыто, во главе тысяч рабочих! И куда? — в тюрьму, освобождать друзей!.» — бросил он на ходу одному из своих спутников.

С. Черномордик справедливо замечает, что «человеку подполья, каким был Бауман (и какими мы были все), имевшему до своего заключения дело с конспиративными кружками, группами и в лучшем случае «массовкой», где-нибудь в лесу, пришлось натолкнуться на невиданное до того в России явление — на всеобщую всероссийскую политическую забастовку, в которой участвовали миллионы рабочих. Для всех нас это было ново, но мы, принимавшие активное участие в подготовке этих событий, подошли к ним постепенно, так сказать, политически учились. В другом положении очутились товарищи, как Бауман, которые после долгого отрыва от партийной работы попали как бы из одной эпохи политической жизни в другую».

Вот почему в это утро, по свидетельству буквально всех окружавших его товарищей, Бауман был исключительно одухотворен, весел и жизнерадостен…

МК большевиков руководил движением огромной колонны. Впереди шла боевая дружина, которая должна была отразить возможное контрвыступление черной сотни. Угрозы черносотенцев были известны руководителям МК.

В Техническом училище на митингах присутствовали в одной-двух аудиториях и эсеры. Они вначале, при объявлении похода к тюрьме, выразили свое явное недовольство тем, что инициатива демонстрации принадлежит МК большевиков, и пытались было заявить свои претензии на руководство движением. Но рабочие указали «а их более чем скромное место, заявив, что «обойдутся и без их помощи и сочувствия».

Около двух часов дня демонстрация, насчитывавшая несколько тысяч рабочих, студентов, интеллигентов, тронулась от Технического училища к Таганке.

При самом начале шествия, когда демонстрация выходила на Коровий Брод, произошел характерный эпизод, сильно поднявший и без того боевое настроение рабочих: демонстрацию приветствовали из своих казарм солдаты резервного батальона. Вместо выстрелов со стороны солдат раздались сочувственные возгласы!..

Один из руководителей колонны, подбежав к казармам поближе, произнес краткую, но сильную речь, убеждая солдат пойти вместе с рабочими «освобождать своих братьев, долго томившихся в царских застенках за наше общее дело». Однако солдаты жестами показали, что офицеры не выпустят их из казарм.

Демонстрация направилась на Немецкую улицу (ныне улица Баумана). Николай Эрнестович шел в первых рядах демонстрации. Он очень сожалел, что не удалось присоединить к рабочей колонне и солдат-резервистов. Впереди, у фабрики Дюфурмантеля, виднелась группа рабочих.

— Они пойдут вместе с нами!.. — воскликнул Николай Эрнестович и быстро направился к фабрике. Он сильно торопился, чтоб не отстать от двинувшейся дальше демонстрации. В это время по улице проезжал извозчик — большая редкость в те дни, когда, при объявлении всеобщей забастовки, бастовали и извозчики. Бауман на ходу вспрыгнул на пролетку, торопясь к толпе рабочих. Один из демонстрантов успел передать Николаю Эрнестовичу красное знамя.

— Не пройдет пяти минут, как я буду с вами!.. — крикнул, уезжая, Бауман.

И в памяти участников демонстрации навек запечатлелось: «одухотворенный «дядя Коля» на извозчике с развевающимся красным знаменем в руках. Все повернулись направо, устремивши свой взгляд к «дяде Коле» в ожидании возвращения его с рабочими».

Но в этот момент из ворот близ фабрики Щапова, как шакал, выскочил наперерез извозчику черносотенец Михалин. Он служил хожалым на фабрике Щапова и был завербован приставом 2-й Басманной части в «патриотическую», то-есть черносотенную, организацию для нападения» на «красных». Он трусливо озирался на удалявшуюся демонстрацию, сжимая в руке тяжелый отрез водопроводной трубы.

Миг — и Михалин, подбежав сзади к пролетке, ударил Баумана в голову…

Николай Эрнестович упал… красное знамя покрыло его.

Убийца стремглав бросился к поджидавшим в воротах сообщникам.

Но со всех сторон уже бежали рабочие, видезшие трагическую картину нападения черносотенца. Тогда Михалин направился в надежное укрытие — в полицейский участок. Вслед трусливо бежавшей черной сотне раздались револьверные выстрелы. Рабочие выбежали из рядов колонны, бросились к пролетке, в которой лежал их товарищ и руководитель.

Друзья подняли Николая Эрнестовича на руки и понесли в ближайшую амбулаторию, чтобы оказать ему первую медицинскую помощь. Н. Э. Бауман лишь слабо хрипел и изредка тяжело вздыхал… жизнь угасала…

В амбулатории фельдшер Константинов пытался помочь тяжело раненному, но все средства были бессильны… Николай Эрнестович, не приходя в сознание, через несколько минут скончался.

В колонне шла жена Николая Эрнестовича. Узнав о трагическом событии, она вначале как бы оцепенела… Затем, поняв ужас совершившегося, она собрала всю силу воли и вместе с ближайшими друзьями понесла труп Николая Эрнестовича в Техническое училище. Красное знамя, которое Бауман так недавно еще высоко поднимал над рядами рабочей колонны, теперь покрывало его бездыханное тело…

«Труп Баумана внесли в Техническое училище, — вспоминает один из очевидцев убийства Баумана. — Рядом с носилками шла совершенно окаменевшая жена Баумана, тов. Ирина (партийная кличка). Едва успели поставить носилки, как вдруг она обратилась к собравшейся толпе с потрясающей речью. Эта женщина-революционерка, свежее горе которой могло выразиться революционным призывом к толпе, эта женщина, которая свой плач над трупом мужа обратила в революционный клич, произвела сильное впечатление на всех собравшихся».

Не прошло и нескольких часов, как в Техническое училище стали звонить по телефону из университета, с различных фабрик и заводов Сокольнического, Лефортовского, Замоскворецкого районов, из подмосковных железнодорожных мастерских, из Петровской сельскохозяйственной академии. Вскоре на дворе училища появились группы рабочих, пришедших отдать последний долг своему погибшему другу и товарищу.

Суровы и грозны были лица рабочих с заводов Гужона, Густава Листа. Они пришли одними из первых и тут же, у тела предательски убитого Баумана, поклялись отомстить за смерть своего любимого «Ивана Сергеевича», «дяди Коли». А к вечеру 19 октября (1 ноября) «все университетские аудитории на Моховой были набиты до отказа массой рабочих, студентов, интеллигенции, всюду говорили о Баумане, речи ораторов дышали ненавистью к поработителям, раздавались требования беспощадной мести за смерть большевика — за убийство Баумана».

Тысячи рабочих, учащихся, ремесленников, интеллигентов устремились по окончании митингов из центра города к Техническому училищу. Здесь, в актовом зале, на простом столе, лежал, покрытый алым полотнищем, погибший большевик… Рядом стоял столик, на который приходившие труженики Москвы клали деньги, — все знали, что они пойдут на вооружение рабочих дружин, для отпора подлым вылазкам черносотенцев. В соседней аудитории шили большое красное покрывало на гроб и траурные черно-красные флаги. У изголовья виднелось большое красное знамя. На нем горели золотые буквы:

Погибшему борцу за свободу
От рабочих фабрик и заводов.

Многочисленные делегации проходили в торжественно-скорбной тишине мимо погибшего борца, низко наклоняли знамена, приносили новые и новые венки. Венков было так много, что не только изголовье погибшего большевика, но и весь стол вскоре был покрыт ковром живых цветов…

Полиция и жандармерия всеми средствами пытались не допустить публичных похорон, которые неминуемо должны были превратиться в грандиозную демонстрацию. Не решаясь послать за трупом Баумана наряд полиции, так как вокруг Технического училища дежурили вооруженные отряды рабочих, поклявшихся пронести гроб убитого ленинца по всей Москве, полиция решила применить обходный маневр.

В Техническое училище явился полицейский пристав, заявивший членам Московского комитета большевиков, что для предания убийцы Баумана суду необходимо труп убитого подвергнуть вскрытию, так как «это требуется по правилам судебного следствия». Товарищи Н. Э. Баумана разгадали этот ход полицейских властей, и пристав вынужден был, после краткого и категорического ответа членов МК, весьма поспешно покинуть здание Технического училища…»

В.И.Ленин об убийстве Баумана:

Телеграф принес сегодня известие, что в Москве убит царским войском член Российской социал-демократической рабочей партии, ветеринарный врач Н. Э. Бауман. У гроба его произошла демонстрация, когда вдова, убитого, принадлежавшая, равным образом, к нашей партии, обратилась к народу с речью и призывала к вооруженному восстанию.

Мы не имеем сейчас возможности дать подробные биографические сведения о павшем товарище. Отметим пока лишь главное.

Он начал работу в социал-демократической организации, в Петербурге, в 90-х годах. Был арестован, просидел 22 месяца в Петропавловской крепости, сослан в Вятскую губернию. Бежал из ссылки за границу и участвовал в 1900 году с самого начала в организации «Искры», будучи одним из главных практических руководителей дела. Неоднократно ездил нелегально в Россию. Был арестован в феврале 1902 г. в Воронеже (выдан врачом) по делу организации «Искры» и сидел в Киевской тюрьме. Бежал из нее вместе с 10 товарищами социал-демократами в августе 1902 года. Был делегатом от Московского комитета РСДРП на втором съезде партии (псевдоним: Сорокин). Участвовал на втором съезде Лиги (псевдоним: Сарафский). Состоял затем членом того же Московского комитета партии. Арестован 19 июня 1904 года и сидел в Таганке. Освобожден из тюрьмы, вероятно, только на днях.

Вечная память борцу в рядах российского социал-демократического пролетариата!

Вечная память революционеру, павшему в первые дни победоносной революции!

Пусть послужат почести, оказанные восставшим народом его праху, залогом полной победы восстания и полного уничтожения проклятого царизма!

Убийство Н. Э. Баумана показывает ясно, до какой степени правы были социал-демократические ораторы в Петербурге, называвшие манифест 17 октября ловушкой, а поведение правительства после манифеста провокацией. Чего стоят все эти обещанные свободы, пока власть и вооруженная сила остаются в руках правительства? Не ловушка ли в самом деле эта «амнистия», когда выходящих из тюрьмы расстреливают казаки на улицах?..

«Пролетарий» № 24, 7 ноября 1905 года

Убийца – 29-летний черносотенец Николай Михалин был осужден Московским окружным судом лишь к тюремному заключению на полтора года. Но уже через пять месяцев Николай II его помиловал. Лишь в 1920-х годах он был обнаружен органами ГПУ и понёс заслуженную кару…

Согласно судебным документам, Михалин Николай Федотович являлся уроженцем Козловского уезда Тамбовской губернии Спасо-Ляпицкой волости села Троицкого-Иванова. Михалин отслужил 5 лет военной службы в лейб-гвардии Конном полку в Петербурге, где его научили искусно обращаться с холодным оружием, а также привили твердые монархические убеждения. После военной службы Михалин сначала работал на сахарном заводе, а затем стал надзирателем мужских спален фабрики Щапова. Говоря современным языком, бывший лейб-гвардеец являлся комендантом фабричного общежития.

Наличие обрезка трубы в руках Михалин объяснял модой — простолюдинам они заменял господские трости. Также убийца признал, что был в этот момент нетрезв. Михалин сказал, что напал на Баумана из-за его криков: «Как это „долой царя“?! Я ему верой и правдой пять лет служил!». Вскочив в пролетку, Михалин попытался вырвать из рук Баумана красный флаг. 

А вот дальше показания нападавшего, а также свидетелей расходятся кардинально. Участники демонстрации утверждали, что Михалин сразу начал бить Баумана обрезком трубы. Сам монархист уверял, что революционер вынул револьвер и выстрелил в него, и только после этого Михалин пустил в ход обрезок трубы. Никаких ранений нападавший не получил. После первого удара по голове Бауман успел выскочить из пролетки, однако Михалин догнал его и нанес новые удары трубой по голове, ставшие фатальными.

Откровенно говоря, не очень понятно, чем, собственно, Бауман мог достать револьвер — ему приходилось бороться за флаг с физически более крепким противником. Как бы то ни было, сам Михалин признавал, что никакого сопротивления после первого удара убегающий Бауман не оказывал — отставной гвардеец сознательно забивал человека насмерть.

Налицо откровенное убийство по политическим мотивам. Весь вопрос заключается в том, исполнял ли Михалин чей-то заказ или действовал самостоятельно? Доказать его связь с охранкой на данный момент не представляется возможным. Но достоверно известно, что власть никак не препятствовала действиям черносотенцев, совершавшим регулярные расправы над революционерами.

Присяжные рассматривали дело об убийстве Баумана в июне 1906 года. Проправительственная пресса представляла Михалина фактически как героя. Пытались также доказать, что избивал Баумана не только Михалин, но и другие люди, а стало быть, и доказать его непосредственную вину в причинение смерти нельзя. Тем не менее суд присяжных признал Михалина «виновным в нанесении Бауману смертельных ран без намерения лишить его жизни, ввиду чего суд приговорил его к лишению прав и к отдаче в исправительное арестантское отделение на 1 год и 6 месяцев».

Издание «День» отреагировало на приговор следующим образом:

Николай Федотович Михалин, честный крестьянин-труженик, бывший гвардеец, преданный Царю и Отечеству человек, приравнен Московским судом к ворам и бродягам. Имя его опозорено.

За что? Какое преступление сделал Михалин.

В октябре месяце, когда московские интеллигенты и Иудеи таскались с красными флагами и оскорбляли Веру, Царя и народ, по Немецкому рынку ехал на извощике опаснейший бунтовщик, Еврей Бауман, размахивая красным флагом и крича слова, оскорбительные для Государя Императора. Все Русские люди чтут и любят Царя. Все согласны в том, что оскорбить Царя — это значит совершить тяжкое преступление, достойное смерти… Что самосуд — дело не благое, все мы знаем, но, спрашивается, кто повинен в этом самосуде: Михалин ли, или кто другой?

Если бы чиновники исполняли свой долг и подвергали строгим карам оскорбителей и врагов Царя, то все Русские люди были бы спокойны и Михалину и в голову бы не пришло делать то, что он сделал».

Поклонники императора в ту пору даже не пытались скрыть своего антисемитизма. В угоду концепции «еврейского заговора» даже поменяли национальность погибшего — этнический немец Бауман посмертно был зачислен в евреи.

Черносотенцы объявили Михалина «мучеником», а сам он обращался с прошениями о пересмотре приговора. Дошел и до высшей инстанции — написал прошение на имя императора Николая II, которое поддержал московский генерал-губернатор генерал-лейтенант Гершельман.

Пикантность ситуации в том, что генерал-губернатор заступался за дважды судимого — «мученик» Михалин, которого не взяли под стражу, за это время попался на… краже самовара, за которую получил 4 месяца тюрьмы.

Глава министерства юстиции Иван Щегловитов в 1907 году докладывал царю:

По соображении изложенного я нахожу, что Михалин впал в описанное преступление в эпоху революционного движения, когда под влиянием массовых демонстративных действий противоправительственных партий, безмерно оскорблявших патриотические чувства верных сынов отечества, раздражение последних против виновников смуты достигло крайнего напряжения и выразилось наконец в актах насилия над крамольниками. Посему и во внимание к предстательству за осужденного генерал-лейтенанта Гершельмана, а также в виду чистосердечного сознания осужденного, добровольно отдавшегося в руки правосудия, и понесенного уже им наказания содержанием в течение около 6 месяцев под стражею, которым он в достаточной мере искупил свою вину не только за убийство Баумана, но и за учиненную им после этого маловажную кражу, я, со своей стороны, полагал бы возможным даровать лишенному всех особенных прав и преимуществ Николаю Федотову Михалину помилование.

Николай II утвердил помилование, и Михалин вышел на свободу, отсидев за убийство человека и кражу самовара всего полгода. Поистине, гуманность последнего русского императора не знала границ…