Герой одновременно Советского Союза и Свободной России, его «подвиг»…

Цитата из Праздничного номера «Московского комсомольца » от 24 августа 1991 года:

Он с мегафоном стоит перед танком: «Я безоружен, у меня мирная специальность — архитектор. Я не хочу вам зла. Остановитесь!» Через секунду он будет насмерть раздавлен 536-м танком под мостом.

Раздавили, в общем, гады приверженца учения гр. Льва Н. Толстого.

Позже, несколько позже выяснилось, что герой-мученик Илья Маратыч Кричевский погиб от сквозного пулевого ранения в голову, пуля предупредительного выстрела срикошетила от бетонной крыши туннеля. Когда злосчастная БМП № 536 была подожжена, ее мехвод, рядовой Булычев М.В., открыв люк, стал выбираться в горящей одежде из машины, и на него обрушились камни, доски и арматурные прутья.

Другие члены экипажа (трое) тоже выбрались и, пытаясь погасить пылающего товарища, стали отступать к другим боевым машинам, стоявшим неподалеку, все время стреляя поверх голов для устрашения. В этот момент Илья Маратыч Кричевский, под воздействием «содержания алкоголя в крови»—©, метнул в отступавших камень и «ринулся»—© в сторону БМП, однако ж был «сражен»—©.

И, надо сказать, это остановило толпу с камнями и арматурой, защитники демократии поняли, что затравленные, едва не сгоревшие, напуганные солдаты сейчас начнут стрелять уже на поражение. Им дали «отступить» и забрать своего обгоревшего.

Андрей Рюмин

---

От редакции: Важно упомянуть, что награждённый в числе трёх сакральных жертв, как и Комарь с Усовым, посмертно и Горбачёвым (орденом Героя Советского Союза) и Ельциным (медалью «Защитнику свободной России» № 2) и изучавший Тору, Кричевский писал стихи. И как раз весной 1992-го «на хайпе» у него вышла книжечка — благодаря стараниям Евгения Евтушенко, который позже взял его стих даже в свой том «Строфы века»…. Вот обложка книжечки, она имеется и в моей библиотеке, но сейчас библиографическая редкость.

Вообще тема белого (движения?) проходит, извините за невольный каламбур, красной нитью у убиенного тоталитаризмом поэта Кричевского:

…Небо обрушилось, небо взбесилось 
Белым огнем, упадающим в осень, — 
Божия милость, последняя милость: 
Золоту осени — белая смерть. 

Белый огонь — многоликий и алчущий, 
Белый огонь — звездопад говорящий, 
Белый огонь — беспощадно карающий, 
Белую жизнь беспощадно творящий. 

Белая смерть — белую жизнь 
Белым огнем, белым потоком, 
Зыбким, незыблемым белым потоком, 
Белой слезою — из черного ока… 

Краски бледнеют пред белизной, 
Осень не плачет, а ждет избавленья, 
Ждет воскресенья… 

А вот о красном и о красных в «титульном» стихотворении:

…Не пугают их муки совести, 
И плевать им на нашу боль. 
Потому что у этой повести 
Будет новый красный герой. 

Потому что они — вершители 
Наших судеб, подвластных им, 
Потому что и мы, ретивые, 
Красным бесом на мир глядим. 

Потому что мы тоже — красные, 
С головы и до пят в крови…

---

В романе «ВРЕМЯВСПЯТЬ» описана несколько иная версия гибели Кричевского — о том, что он влез на башню той самой 536-й БМП рассказывали очевидцы, это не выдумка. И что пуля не рикошетила — но была выстрелом из люка самообороняющегося экипажа, когда он (меховод) пытался выбраться наружу, а Кричевский, будущий Герой Советского Союза (sic) ломился внутрь, долбил и несомненно убил бы его, меховода, арматуриной…

Впрочем, вот этот фрагмент романа-эшелона и всё к нему прилегающее:

…в общем шуме и мате, окружившем 536-ю гвардейскую машину пехоты, никто и не расслышал выстрела сквозь ослепивший надолго экипаж брезент. однако передавшийся вскоре сигнал страха и смерти – заставил всех отпрянуть за туловище промятого троллейбуса. БМП воспользовалась этой секундой и стала отступать. тут-то, на расстоянии, все и разглядели, что на башне остался один человек, уже не ухмыляющийся от собственной удачливости и цепкости, как прежде, а опадающий. БМП рывками отступала – наискось, со своей полосы движения на соседнюю, через бордюр, человек с башни свалился ближе к траку. всё имевшееся в зеваках женское население завопило в истерике: «Убийцы!»

машина пятилась и пыталась сбросить с носовой части брезент, а долбивший башню мертвец всё ближе сползал к кормовой части левого трака. подбежать и спасти его никто не пытался – видно было, что мёртв. неумолимость создавшейся ситуации, затравленность этого железного зверя привела к закономерному, постепенному наматыванию трупа на гусеницу – правда, упав он лишь частично был припечатан к асфальту, но гусеница повторила его останками следы преступления ещё пару раз. теперь уже панки из самообороны готовились напасть с возвышения тоннеля – Александр увидел в их руках «коктейли Молотова», те самые бутылочки из-под детского питания.

— Как они подготовились, то кирпичи лишь были, а тут и смесь приготовили, действительно самооборона! – вырвалось у него в адрес обмякшего «медвежатника», но ответил суетливый анархист-пират.

— Так это, пока ты спал, они искали стеклотару, мы им тоже дали, из-под нашего «Агдама», а смесь наш дед в берете подсказал: масло с бензином.

— Мрррази, до я их оттудо по одному достану! – опомнился и взревел Подшивалов, рванул к БМП, но послышался ещё один предупреждающий выстрел, на этот раз чётко.

они были уверены, что стреляли просто вверх, в воздух или по панкам, но те все были целы и поджидали момент, когда БМП попадёт в их зону досягаемости – перебежав по верху на другую сторону тоннеля.

— У-бий-цы! У-бий-цы! – продолжали скандировать только что сами пытавшиеся убить экипаж БМП граждане с Калининского и со Смоленки…

БМП отъехала почти в самый тоннель, при этом угрожающе шевеля башней.

— Мужики, сейчас стрелять начнёт! сволочь!!! – крикнул второй анархист и выбежал из троллейбуса к толпе, за границу тоннеля.

прострелить себе путь в троллейбусах было бы логично, подумал дядя Саша и прихватил «медвежатника», последовал примеру беглецов-анархистов. выстрелов, однако, не последовало: если б из мелкого калибра пушки вылетел снаряд, то взрыв разворотил бы значительную часть ночного пейзажа…

— Странно, почему не стреляет? – мрачнел Подшивалов, — ему жо, вражине, теперь терять нечего, понимает, что зажово сожгут!

— А если снарядов нет? – сказала всё та же учительница в очках, — они же не на войну ехали.

— Но и мы их не звали, — почти синхронно отреагировали анархисты.

— Они же в городе, им такого приказа дать не могли, — продолжала сомневаться учительница, и ей стал вторить пенсионер с орденской плашкой на чёрном костюмном пиджаке.

— Не мог им Язов такого приказа дать, чтоб в свой народ стрелять!

Читать далее