Герои обороны Белого дома в рассказах и песнях

«Ребята! Ну, товарищи подполковники! Ну, пожалуйста, отпустите меня, пожалуйста!!!» – высокий, эффектный, стройный капитан буквально плача, искренне и трогательно просил меня и моего коллегу не заметить, что его не будет на месте.

Шел вечер 19 августа 1991 года. Капитан продолжал убеждать: «Кизюн все равно пока не разберется, за что отвечает (начальник Военно-политической академии имени В.И.Ленина генерал Кизюн чьим-то странным решением был назначен комендантом ГКЧП Центрального района Москвы, но что именно ему делать — инструкций не получил…). Наши ребята и там, и там. Отпустите меня, пожалуйста!»

Но если вы думаете, что капитан столь страстно просился срочно прибыть на защиту Верховного Совета, то глубоко ошибаетесь.

«Это единственная возможность! Вы же знаете, какая у меня жена ревнивая! (Это было действительно так — она маниакально контролировала буквально каждый час его времени, в том числе служебного). А эта женщина совсем рядом живет. Метро 1905 года. Я телефон вам оставлю. Сразу звоните. Чуть что — я пешком добегу, хоть в Академию, хоть к Белому дому. Другого такого случая у меня не будет!!!»

Отказать в такой трогательной просьбе было очень сложно. Отпустили.

Водоворот нахлынувших событий реально заставил нас забыть о капитане. Но именно в день окончательного падения ГКЧП удивительным образом ему удалось дозвониться до одного из кабинетов победившего Верховного Совета РСФСР: «Я здесь, у баррикад стою!»

Хотя, все в Белом доме были в состоянии эйфории, но усталость от пережитого и бессонных ночей уже начинала сказываться. Решили пополнить коллектив свежими силами.

Через ликующую площадь, заполненную огромными массами торжествующих людей, капитан был препровожден в здание.

Правда, видок у него был даже хуже, чем у людей, четверо суток проведших на баррикадах. Очевидно, что все эти дни и ночи он так яростно мстил ревнивой жене на ристалище сторонних страстей, что и поесть не успевал…

«Новобранцу» в конце концов нашли применение. Он был размещен в небольшой комнате, имевшей, однако, два очень важных компонента. На столе перед капитаном стояла картонная коробка, наполненная медалями защитника свободы в России, а вдоль стены стояли коробки с невиданным тогда импортным баночным пивом в алюминиевых банках. Поговаривали, что их завоз организовал бизнесмен Константин Боровой и его коллеги. Для поддержки Революции…

Задача капитана была проста: выдать медаль и банку пива достойным.

Стратегическое значение данной комнаты я тогда сразу и не оценил. Кто за медалью, кто за пивом, либо за тем и другим вместе, в комнату постоянно тянулись люди. Все они в эти уникальные дни находились в разных местах — на баррикадах, на Садовом кольце, ездили к силовым министерствам и ведомствам, гонялись за танками…

И каждый активно и подробно рассказывал, в чем именно участвовал. Среди них были и те, кто все эти дни не сходил с телевизионных экранов, а были и простые, искренние участники тех исторических событий, уже на следующий день снова ушедшие в общественное небытие. Но это была живая  реальность свершившегося.

В результате, через несколько дней одним из самых знающих людей, подробно владеющим информацией обо всем, происходившем в период ГКЧП, из самых надежных источников  (рассказов участников и очевидцев), оказался наш капитан.

А еще через несколько дней, с той самой медалью из картонной коробки на груди он торжественно появился в семье, встреченный как подлинный герой обороны Белого дома. Его подробные, конкретные, наполненные жизненными подробностями рассказы о пережитом еще долго были в центре внимания друзей, коллег и соседей — до тех пор, пока они еще были интересны.

Разные бывают херои…

Владимир Ворожцов

---

Всеволод Емелин

ПЕСНЯ ВЕТЕРАНА
ЗАЩИТЫ БЕЛОГО ДОМА 1991 ГОДА

З. В. Емелиной

Налейте мне, граждане, рюмку вина,
Но только ни слова о бабах,
Ведь мне изменила гадюка-жена,
Пока я был на баррикадах.

Не пуля спецназа сразила меня,
Не палка омоновца сбила,
А эта зараза средь белого дня
Взяла, да и мне изменила.

В то хмурое утро, когда этот сброд
Нагнал в Москву танков и страху,
Я понял, что мой наступает черёд,
И чистую вынул рубаху.

Я понял, что участь моя решена,
Сказал я: “Прощай!” — своей Зине.
Она же лежала, как лебедь нежна,
На жаркой простёршись перине.

А к Белому Дому сходился народ.
Какие там были ребята!
Кто тащит бревно, кто трубу волочёт,
Оружие пролетарьята.

Баррикады росли, и металл скрежетал,
И делали бомбы умельцы.
Взобрался на танк и Указ зачитал
Борис Николаевич Ельцин.

Мы нашу позицию заняли там,
Где надо согласно приказа,
Бесплатно бинты выдавалися нам
И старые противогазы.

Мы все, как один, здесь, ребята умрём,
Но так меж собой порешили —
Ни шагу назад! За спиной Белый Дом —
Парламент свободной России.

Мы цепи сомкнули, мы встали в заслон,
Мы за руки взяли друг друга.
Давай выводи свой кровавый ОМОН,
Плешивая гадина Пуго.

В дождливой, тревожной московской ночи
Костры до рассвета горели.
Здесь были казаки, и были врачи,
И многие были евреи.

Но встал над толпой и, взмахнувши рукой,
Среди тишины напряжённой
Народный герой, авиатор Руцкой
Сказал сообщенье с балкона.

Сказал, что настал переломный момент,
Что нынче живым и здоровым
Из Крыма в Москву привезён президент,
Подлец же Крючков арестован.

Он здесь замолчал, чтобы дух перевесть,
Послышались радости крики.
А кончил словами: “Россия, мол, есть
И будет навеки великой!”

……………………………………………………….

Пока я там жизнью своей рисковал,
Боролся за правое дело,
Супругу мою обнимал-целовал
Её замначальник отдела.

Он долго её обнимал-целовал,
Он мял её белое платье,
А на ухо ей обещанья шептал,
Сулил повышенье в зарплате.

Покуда я смерти смотрелся в лицо
Бесстрашно, как узник у стенки,
С таким вот развратником и подлецом
Жена задирала коленки.

………………………………………………….

Я там трое суток стоял, словно лев,
Не спал и почти не обедал,
Домой проходя мимо здания СЭВ,
Я принял стакан за победу.

Победа пришла, вся страна кверху дном,
У власти стоят демократы.
А мне же достался похмельный синдром
Да триста целковых в зарплату.

<1991>

---

Из романа «ВРЕМЯВСПЯТЬ», глава «Август зеркального года»:

все у костра рассмеялись, и Александр, честно раздав полпачки, удовлетворённо и бодрясь выдохнул голубой конус вкусного крепкого дыма в небо, которое хоть и вечерело, но было яснее вчерашнего. они доедали, говорили, пили и курили до окончательных сумерек. приятная, не хлопотная вахта. видно было, что сегодня народу гораздо больше – по тому, как часто к ним подходили незнакомые лица, то просили закурить, то спрашивали, не было ли прошлой ночью атак, то о себе рассказывали, вливаясь в правду здешнего столпотворения… боевитые мальчишки из ближайших дворов высотки с магнитофонами «Электроника», откуда хрипит Высоцкий, младшие научные сотрудники из близкого отсюда Гидрометцентра с радиоприёмничками, откуда гордо вещают неподконтрольные ГКЧП «Би-би-си» и «Эхо Москвы», любопытные сотрудницы Музея Красной Пресни – все оказались, олицетворились тут за сутки, сконцентрировались, смешались, словно в большом туристическом походе, движущемся в неизвестном пока направлении.

«медвежатник» Подшивалов прибежал действительно ближе к полуночи, собрал группу из десяти человек:

— От площади Восстания едут нас окружать, они уже у посольства! – тревожно окал сибиряк.

— Неужели решились на штурм? – приглушённо вздыхал пенсионер, — тут же столько народу!

— Наша задача их остановить как можно раньше! – оборвал стариковские размышления анархист. – За мной!

от костра поднялись не все, но дядя Саша почему-то и не раздумывал, рисковать ли ему – влившийся куревом и портвейном остаток дня требовал каких-то действий, не даром же он тут питался? побежали в сторону столпотворения, где с балкона выступал кто-то с кавказским акцентом – они ощущали, что каждый взгляд и звук напутствует их на подвиг. а они цепочкой, пригнувшись, шагали обратным маршрутом – обратным тому пути, которым пришли сюда, к высокому зданию-книге. теперь подступы к Белому дому обросли не только плитами, но и троллейбусами, которые сильные москвичи сумели подогнать – «двушки» служили заслоном от возможного тарана бронетехники… группа Подшивалова легко пересекла перекрытый Калиниский проспект, пригибаясь на всякий случай, хотя рядом ходили обыкновенные вечерние зеваки, загулявшиеся до полуночи.

через длинный пустырь и меж невысоких сталинских домов, затепливших свои уюты, они шли к Смоленке переулками – Панфиловским, затем Прямым. «медвежатник» объяснял, где и как им вооружаться. снова детские площадки помогут – столбы, железяки качелей…

— Была мысль их завалить кирпичами с вершины тоннеля, но там же патрули, — говорил попутно арбатский анархист в пиратской повязке на голове, — да и столько туда разом не подтащишь, к тому же.

— Там тоже наши дежурят под видом зевак, — добавил второй анархист, с которым Александр нёс ящик «Агдама», — но с кирпичами уже не успеем, придётся в лобовую идти на броню.

— Может, и не придётся ещё, — резюмировал Подшивалов, — посмотрим по обстановке, там и так всё троллейбусами перегорожено.

— Им троллейбус не помеха, — усмехнулся дядя Саша, — вот если бы троллейбус с кирпичами или просто самосвал с песком…

— Некогда базарить, мужики, — оборвал неверные пути размышлений Подшивалов, — вот тут и нодёргаем.

они стали выворачивать из утоптанного песка детской площадки у генеральского дома турник – два идолообразных, с резьбой, нетолстых бревна и меж них короткая железяка. усилия трёх мужиков мгновенно увенчались успехом: поразительно наивно стоял турник, немного уже расшатанный, возле такой же бревенчатой избушки и качелей. вооружившись, они побежали по Проточному переулку, а Александр в этих странных попыхах почему-то радовался, глядя на неподвижную луну меж домов: именно такого братства, чтобы вооружиться и куда-то вместе уверенно бежать, он и искал вдали от дома…

выбежали прямо к выезду из тоннеля под Калининским, там толпился арбатский и местный люд. то ли школьники, то ли панки сжимали в руках кирпичи и неизвестно откуда заполученные омоновские дубинки. из тоннеля послышался грозный стрёкот гусениц.

— Первыми кто, танки, сколько их там? – быстро спросил у панка анархист-пират.

— Нет, бээмпэшки, вроде семь или восемь, — ответил тот, словно на уроке начальной военной подготовки, — а вы откуда?

— С Дружинниковской, а вы? – переспросил второй анархист.

— Сто сорок второй отряд самообороны, — ответил гордо панк постарше с кирпичом побольше.

— Ребят, а вы уверены, что это штурм? – сказала с неуместным романтизмом пожилая женщина в очах, похожая на учительницу, — может, они просто уже отступают…

— Ага, отступали бы они к Мояковке, откуда пришли! – ответил ей солидно Подшивалов, прислоняя бревно к бетону тоннеля.

башня БМП показалась вблизи, и панки тотчас обрушили на неё свои кирпичи, однако машина лишь замедлила стрёкот своих гусениц, даже не повернув в их сторону башни.

Читать далее