К 151-й годовщине со дня рождения великого Ленина

Сегодня — День рождения Ильича, день знаменательный, весенне-радостный не по природным меркам, а по меркам цивилизаций, формаций, веков и тысячелетий… Была замечательная песня у Ивана Баранова «Ленин и апрель» — жаль, так и не доработанная, и нигде не записанная, звучала однажды в эфире «Радио Резонанс», но именно тот эфир никто не записал.

В этот день нам не хочется говорить дежурных фраз, хочется опубликовать очень показательную для понимания характера ещё очень молодого Ленина — историю. Упорство Ильича, отражённое в ней как в зеркале, — причём отнюдь не физическое, а интеллектуальное, прежде всего, — и своротило потом многие «горы» там, где обществу в 19-м веке казалась сплошная твердь царизма и капитализма! (на фото выше — московский Музей Вооружённых сил СССР, открытый в 1975 году)

4 июня 1892 года. Из заметки в газете «Волжский вестник»: «Недавно, — говорилось в заметке, — некто г. Елизаров с братом близ Сызрани переезжали Волгу на нанятой им лодке. Едва они успели отъехать от берега, как заметили, что наперерез им идет перевозочный пароход, принадлежавший А. Н. Арефьеву. Оказалось, что г. Арефьев считает Волгу своей монополией и никому, кроме его парохода, не позволяет перевозить через нее пассажиров». Все в этой заметке, соответствовало действительности, за исключением двух моментов: спутником Елизарова на лодке был Владимир Ильич Ульянов, брат жены Марка Тимофеевича Елизарова. И вторая неточность — уголовное дело против купца-самодура возбудил не «г-н Елизаров», а будущий вождь пролетариата.

В 1892-1893 годах Владимир Ульянов работал помощником самарского присяжного поверен­ного (адвоката) Н.А. Хардина, ведя в большинстве уголовные дела, проводил «казённые защиты». Хардин был известен в Самаре как либеральный общественный деятель и просветитель. Он не по­боялся принять на службу «брата повешенного».

Его младший брат, Дмитрий Ильич, впоследствии вспоминал:

«Летом 1892 г. Владимир Ильич вместе с Елизаровым был в Сызрани. Оттуда они собрались проехать на несколько дней в деревню Бестужевку, где брат Марка Елизарова крестьянствовал. Для этого надо было проехать на левый берег Волги.

В то время в Сызрани переправу через Волгу монопольно арендовал богатый купец Арефьев. У него был небольшой пароходик с баржей, на которых перевозились и люди, и лошади, и повозки. Купец запрещал лодочникам заниматься переправой, ревниво оберегая свои монопольные права. Поэтому каждый раз, когда лодочник набирал пассажиров, его лодку, по распоряжению Арефьева, нагонял пароходик и отвозил всех обратно.

Владимиру Ильичу не хотелось ждать перевоза, и он уговорил Марка Елизарова ехать на лодке. Лодочники не соглашались везти, боясь купца и заявляя, что все равно он воротит их обратно. Однако Владимиру Ильичу удалось-таки уговорить одного из них поехать, причем он энергично доказывал, что если Арефьев вернет лодку, то будет предан суду за самоуправство.

Сели в лодку и двинулись на перевал. Арефьев, увидев с пристани, где он сидел за самоваром на балконе, крикнул Марку, с которым был знаком как земляк:

— Бросьте, Марк Тимофеевич, эту затею. Ведь вы знаете, что я за переправу аренду плачу и не позволяю лодочникам перевозить на ту сторону. Идите лучше со мной чай пить и знакомого вашего ведите. Все равно поедете на пароходе, велю вас воротить.

Владимир Ильич стал настаивать, теперь еще более решительно, продолжать путь и не слушать самодура. Лодочник уныло говорил:

— Все равно воротит, зря едем, сейчас пароход нагонит, баграми нас к борту и вас ссадят на пароход.

-Да поймите вы, — сказал Владимир Ильич, — что он не имеет права этого делать. Если он лодку задержит и силой заставит нас вернуться, будет сидеть в тюрьме за самоуправство.

— Сколько раз он так проделывал, и никакого суда не бывало. Да и кто станет с ним судиться, очень большую силу забрал в Сызрани, и судьи-то у него, должно быть, все свои…

Лодка, по настоянию Владимира Ильича, продолжала свой путь на левый берег, хотя было совершенно ясно, что Арефьев приведет свою угрозу в исполнение. Едва лодка достигла середины реки, послышался свисток пароходика, который, отцепив баржу, быстро погнался за лодкой.

— Ну, вот вам и переехали, — произнес лодочник. — Сейчас обратно поедете. И никакой суд ничего сделать не может, он всегда правый будет.

Пароход, догнав лодку, остановил машину. Два-три матроса, привычно работая баграми, подтянули лодку к борту и предложили пассажирам перебраться на пароход.

Владимир Ильич стал разъяснять служащим, что они не имеют права задерживать их и будут преданы суду за самоуправство, за что грозит тюрьма.

— Никакого значения, — доказывал он, — не имеет то обстоятельство, что Арефьев арендовал переправу через реку, это его дело, а не наше, и это ни в каком случае не дает права ни ему, ни вам бесчинствовать на Волге и силой задерживать людей.

На это капитан возразил:

— Ничего мы не знаем, нам приказал хозяин парохода, и мы обязаны слушаться и исполнять его распоряжения. Пожалуйста, пересаживайтесь, мы не дадим вам ехать дальше.

Пришлось подчиниться. Но Владимир Ильич сейчас же записал имена и фамилии всех служащих, принимавших участие в задержке лодки, а также лодочника и других свидетелей…

По возвращении через несколько дней в Самару Владимир Ильич подал жалобу на Арефьева, обвиняя его в самоуправстве…

Однако добиться осуждения купца  Владимиру Ильичу стоило еще немало хлопот…

Арефьев, зная о безнадежности своего положения и грозившей ему каре, пустил в ход все свои связи, чтобы оттянуть по возможности дело. Ему и его защитникам казалось, что бросит же, наконец, этот беспокойный человек ездить за сотню верст без всякой для себя выгоды, без всякой пользы, с их точки зрения…

На третий разбор дела Владимир Ильич получил повестку уже зимой, в конце 1892 г. Он стал собираться в путь. Поезд отходил что-то очень рано утром или даже ночью, предстояла бессонная ночь, скучнейшие ожидания в камере земского начальника, на вокзалах и т. д. Хорошо помню, как мать всячески уговаривала брата не ехать.

— Брось ты этого купца, они опять отложат дело, и ты напрасно проездишь, только мучить себя будешь. Кроме того, имей в виду, они там злы на тебя.

— Нет, раз уж я начал дело, должен довести его до конца. На этот раз им не удастся еще оттягивать.

И он стал успокаивать мать…

3 октября 1892 года, статья «Финал арефьевского дела» в «Самарской газете». Под ним следовал отчет о разбирательстве дела купца Арефьева. Подписи нет: автор, видимо, имел основания остаться неизвестным.

В начале газетной корреспонденции приводится справка о том, когда и в связи с чем возникло дело Арефьева. В ней указывается, что оно возбуждено по жалобе «потерпевших Е. и У.» ,Елизарова и Ульянова  и слушалось дважды: 15 июня и 25 сентября. Подсудимых двое: Арефьев и штурман, его парохода А. Семенов. Затем самым детальным образом живописуется картина самоуправства, допущенного в отношении потерпевших подсудимыми.

Оно проходило очень бурно. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что Арефьев, стремясь сорвать процесс, не явился на заседание. Вместо него пришел частный поверенный Н. А. Ильин, который, как свидетельствует автор отчета, «всякими способами и изворотами старался выгородить своего клиента».

Поняв, что представляет собой обвинитель, адвокат перестал надеяться на последствия знакомства своего подзащитного с земским начальником. Стремясь отразить атаки Ульянова-обвинителя, Ильин пустил в ход четыре возражения.

Сначала он утверждал, что матросы сами изловили лодку, и, дескать, их шеф — арендатор перевоза — тут ни при чем. В подтверждение своего тезиса Ильин сослался на обвиняемого Семенова (штурмана), который, выгораживая хозяина, принял вину на себя. Запутавшись (не без помощи защитника), штурман заявил, что «хозяин, т. е. Арефьев, завсегда так велит…» Попав впросак, адвокат решил пуститься на другую хитрость: верно, что приказ изловить и вернуть к берегу лодку дал Арефьев. Но какой Арефьев? Суду должно быть известно, что у его подзащитного, Александра Николаевича, имеется брат, Сергей Николаевич, который, якобы, и дал ту злополучную команду…

Поскольку обвинение, опираясь на свидетелей-очевидцев, опровергло и это утверждение защиты, следовало ожидать, что Ильин перестанет отрицать виновность купца. Но, «содрав гонорар неумеренный», адвокат решил не отступать. Он хватается за новую, шитую белыми нитками, версию: за все случившееся должна быть в ответе полиция, которая будто бы «сама велела излавливать» лодочников. Обвинению не стоило большого труда доказать несостоятельность и этой версии.

Факт самоуправства стал очевидным для всех, кто был в зале заседания. Не могла его больше отрицать и защита. Однако и теперь она продолжала изворачиваться. Ей хотелось доказать недоказуемое: убедить суд в том, что Арефьев имел право сделать то, в чем его сегодня зря (!) обвиняют, ибо ему принадлежит монополия перевоза в районе деревни Батраки.

Рассмотрение дела приближалось к концу, уже можно было перейти к прениям сторон. Всем присутствующим в процессе стало ясно, что, скрестив шпаги с защитником Арефьева, обвинитель Ульянов легко выйдет победителем. Но судебные прения открыты не были. Их сорвала защита, поддерживаемая земским начальником. Неожиданно поступило ходатайство Ильина. Он «покорнейше» просил об отложении разбора дела ввиду необходимости представления в суд «важных» документов. Как пояснил защитник, он имеет в виду документы, доказывающие право Арефьева на монополию перевоза.

В ответ на этот трюк защиты с резкими возражениями выступил обвинитель В. Ульянов, настаивая на отклонении ходатайства своего процессуального противника, заявил: «Все эти документы о монополии на перевоз не идут к делу, так как суть дела не изменится, потому что самовольная защита и своих действительных прав признается законом за самоуправство». Председательствующий, однако, не внял логичным и юридически обоснованным доводам обвинения. Откровенно симпатизируя защите, он удовлетворил ее ходатайство.

Вторичное рассмотрение дела было назначено на 25 сентября. Наступил день заседания. К указанному в повестках времени из Самары в Сызрань приехал Владимир Ильич. Что касается подсудимого, то он и на этот раз уклонился от явки. Не явился также и его защитник Ильин, который не позаботился даже о представлении обещанных доказательств. И поступил он так только потому, что испугался обвинения и не хотел окончательно оскандалиться.

По настоянию потерпевшего-обвинителя дело в отношении Арефьева было рассмотрено заочно. Земскому начальнику, правильно оценившему силу обвинения, ничего не оставалось, как вынести обвинительный приговор по ст. 142 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями. В отчете по этому поводу говорится, что земский начальник постановил «выдержать самарского купца Александра Николаевича Арефьева под арестом один месяц, а крестьянина с. Батраки штурмана А. Семенова, штурмана парохода, одну неделю». Таков был финал арефьевского дела.

О подобного рода проделках Арефьева в районе переправы знали многие, и притом давно знали, но молчали, так как боялись с ним связываться: слишком уж часто подтверждалась поговорка: «…с богатым не судись». Но нашелся смелый человек — молодой адвокат В. Ульянов. Пренебрегая советами близких, не считаясь ни с чем, он вступил в неравный бой с человеком, на стороне которого были и общественное мнение купеческой Самары, и симпатии судьи. Цель, которую поставил перед собой Ульянов, затевая процесс, — основательно встряхнуть стоячее обывательское болото, «научить лодочников, как надо бороться за свои права» — была достигнута. Купца-самодура наказали, о финале его процесса благодаря газетам узнали почти все приволжские города и села. Обвинением и осуждением Арефьева будущий Ленин помог многим простым людям Поволжья осознать возможность и необходимость отстаивания своего права, использования в этих целях всех легальных возможностей.

Владимир Мошков, Союз коммунистов