«Чего же ты хочешь?» — роман о будущей контрреволюции

У этого произведения и его автора, замечательного советского писателя-коммуниста Всеволода Кочетова, очередную годовщину со дня рождения которого отмечали на днях, тяжелая судьба. С одной стороны, один из его последних романов «Чего же ты хочешь?» сразу же обрел огромную популярность, журналы с его публикацией буквально рвали из рук. Но столь же сразу та гнилая часть творческой интеллигенции, которая только прикидывалась советской, а на самом деле с плохо скрываемым вожделением глядела в сторону капитализма, подняла дикий исступленный хай, и автор стал объектом ожесточенной и разнообразной травли со всех сторон.

Его обвиняли в «пасквилянтстве», в «клевете на действительность», в «попытках внести раскол», пытались даже настроить самого Брежнева против него (но обломались, к чести Генсека). Ни одно издательство РСФСР не бралось издать роман в книжном формате, это удалось только в Белоруссии, которой руководил Петр Машеров, — но, как и следовало ожидать, по приказу Андропова тираж был оперативно скуплен (по сути, уничтожен).

Вообще, из нашего времени отчетливо видно, как все произведения, где всерьез осмысливалась тема разложения советского общества изнутри, далеко неспроста подвергались — с той или иной степенью успеха — травле или замалчиванию, клались на полку, в том числе под абсурдными предлогами (например, навскидку можно вспомнить фильм «Скворец и Лира»).

Ниже — откровения из романа одной из главных героинь, нашей геополитической антагонистки, сотрудницы ЦРУ русского буржуазно-эмигрантского происхождения. И это не вымышленный питерским попом «План Даллеса» — это предупреждение советского писателя согражданам. Кто оказался прав в итоге, всем очевидно.

Существует весьма стройная программа демонтажа коммунизма, их советского общества. Это прежде всего духовный мир, наше воздействие на него. Мы идем по трем линиям. Первая – старики, старшее поколение. На них воздействуем религией. К концу жизни человек невольно задумывается над тем, что ждет его там, там! – Она указала пальцем в потолок. – Установлено, что даже тот, кто в молодости, в возрасте, когда он полон сил, был отчаянным атеистом, на склоне лет испытывает робость перед грядущей неизвестностью и вполне способен принять идею высшего начала. Число верующих растет. Мне известно, например, что в такой просвещенной области, которая находится под боком и под прямым воздействием столицы, в Московской, по-церковному крестят каждого шестого новорожденного. До войны не крестили и пятидесятого.

<…> Второе – среднее поколение, – продолжала мисс Браун,– это так называемые взрослые. В последние годы они стали неплохо зарабатывать благодаря усилиям их правительства. У них завелись свободные деньги. Через все возможные каналы – через наше радио, через обменные иллюстрированные издания и особенно через кино с его картинами велико светской жизни, – мы пробуждаем в них тягу к комфорту, к приобретательству, всячески насаждаем культ вещей, покупок, накопительства. Мы убеждены, что так они отойдут от общественных проблем и интересов, утратят дух коллективизма, который делает их сильными, неуязвимыми. Их заработков им покажется мало, они захотят иметь больше и встанут на путь хищений. Это есть уже и сейчас. Вы читали их прессу, и вы видели на страницах их газет бесконечные сетования по поводу хищений. Хищники, хищники, хищники! Всюду хищники. А сколько примеров хищничества не попадает в печать.

<…> Пойдем дальше. О молодежи, так сказать, о третьей и самой главной линии, по какой демонтируется их общество. Молодежь! Тут богатейшая почва для нашего посева. Молодой ум так уж устроен, что он протестует против всего, что ограничивает его порывы. И если его поманить возможностью полного освобождения от каких-либо ограничений, от каких-либо обязанностей, скажем, перед обществом, перед взрослыми, перед родителями, от какой-либо морали, он ваш.

<…>  Хотя это и очень трудно и сфера нашего воздействия ограничивается главным образом Москвой, Ленинградом, еще двумя-тремя городами, но мы, синьор Карадонна, работаем, работаем и работаем. Кое-что удается. Брожение умов в университете, подпольные журналы, листовки. Полное сокрушение прежних кумиров и авторитетов. Доблесть – в дерзости. И эти вот дивы, которых мы видели в здешнем аэропорту, умеющие трясти бедрами на эстраде, – одно из наших оружий <…> Они сексуализируют атмосферу у русских, уводят молодых людей от общественных интересов в мир сугубо личный. альковный. А это и требуется. Так ослабнет комсомол, в формальность превратятся их собрания, их политическая учеба. Все будет только для видимости, для декорума, за которым пойдет личная, сексуальная, освобожденная от обязательств жизнь. А тогда в среде равнодушных, безразличных к общественному, которые не будут ничему мешать, возможным станет постепенное продвижение к руководству в различных ведущих организациях таких людей, которым больше по душе строй западный, а не советский, не коммунистический. Это процесс неторопливый, кропотливый, но пока единственно возможный. Имею в виду Россию. С некоторыми другими социалистическими странами будет, думаю, легче. Уже несколько лет в некоторых из них идет экспериментальная работа. Ближайшие годы покажут, что из нее получится.

<…> Россия еще полна фанатиков. Это и старые, и средние, к сожалению, и молодые. Они ничего не уступят. Ни религией, ни накопительством, ничем этим их не взять. Возможно одно: компрометация таких в глазах широкого народа. Со многими удалось покончить тем, что их объявили сталинистами, взяв для этого термин, остроумно придуманный в свое время господином Троцким.

<…> Но сейчас сделавший свое дело термин почти не работает, он имел известный, и немалый, успех лишь поначалу, сгоряча. Пока они не полистали труды господина Троцкого. Теперь отыскиваем другое, другое. Очень хорошо действует, скажем, термин «прямолинейность». Их, идейных, убежденных людей, мы рекомендуем обвинять в прямолинейности. Не сразу человек поймет, что это такое, а термин тем временем на него воздействует. В наш просвещенный век, век кибернетики, таких умных-разумных физиков, и вдруг некто прямолинейный! Это же ужас! Можете считать, что с общественных счетов прямолинейщик уже сброшен. Хорошо звучит слово «догматик». Оно ассоциируется со средневековыми богословами, которые всякого инакомыслящего могли объявить еретиком и сжечь на костре. «Консерватор», «рутинер»… Все это термины работающие. Такие термины полезно применять к популярным писателям, художникам, композиторам, ученым, артистам, режиссерам кино и театра, ко всем тем из них, которые, несмотря на то, что они уже зачислены в сталинисты, продолжают упорствовать, продолжают осуществлять то, что у них называется принципом партийности в искусстве, работают по своему знаменитому методу социалистического реализма. Они пока еще властители дум в широком народе, они определяют духовный мир людей, и против них все средства хороши.

Игорь Герасимов

---

От редакции: Первым произведением Всеволода Кочетова, которое я, каюсь, прочитал очень поздно — будучи в Томске (там его и купил в «Читай-городе») и между Москвой и Томском в плацкартах, в «проклятых десятых» — были «Журбины». Само собой, большинство видело его экранизацию — фильм «Большая семья», но до первоисточника мало кто доходил. А оно того стоит! В экранизации нет многих важных эпизодов — во-первых, линия династии «срезана». Там ведь первая жена того самого деда Матвея — полячка, что выражает линию мировой революции. Она рано погибает, но любовь к ней дед проносит через всю жизнь, как и верность Октябрю и его зычному призыву: «Молотом — да по цепям, по цепям!!!» Во-вторых нет ни пути партруководства (Жукова — там много важных диалогов об индустриализации и стройках кммунизма) в поезде к верфям на Ладогу из Ленинграда, ни сцен отдыха (рыбалки на собственной резиновой лодке) советского рабочего, о котором рабочий капиталистического мира мог только мечтать, ни митинга в цехах на тему снабжения хлебом развивающихся стран (мирная мировая революция)… Но всё равно фильм замечательный и своевременный. Уверен, и экранизация другого романа Кочетова могла бы стать не менее сильной…

Когда я читал в «Роман-газете» позже роман «Чего же ты хочешь?» (спасибо главреду журнала Юрию Козлову за предисловие и актуализацию произведения), — а в то время я работал в «Литературной России«, в 2015-м, — у меня всё время вертелись в мыслях образы и настроения экранизации в духе «ТАСС уполномочен заявить». Я так и видел лица многих известных советских актёров в ролях героев этого потрясающе цельного, звонкого произведения (одни воспоминания о захвате нацистами Копенгагена экс-нациста и ЦРУшника Уве чего стоят — исторический материал!).

Линия работы ЦРУ в Москве под прикрытием фарцовщиков, старьёвщиков, антикваров и прочих стиляг — выведена в романе предельно точно (включая домашний стриптиз — всё это очень «смотрибельно» и поныне, — удивительно, что за экранизацию не взялся падкий на это Андрон Кончаловский), именно отсюда и пришла беда, пришла постепенно. В свою очередь «охранитель по должности» Андропов, который принципиально не замечал махинаций по линии Внешторга (там не было подобия ОБХСС и в помине, а в КГБ не имелось отдела, который занимался бы воровством на этом направлении) — при его литературной придирчивости, и «фарцУ» в итоге проглядел. А она становилась основной «пехотой» в негласной, но всё более агрессивной пропаганде западного образа жизни и капиталистических ценностей. Момент полного реванша этих самых ценностей мы наблюдали в августе 1991-го — в предсказанной Кочетовым контрреволюции.

Срединный роман Кочетова, который он писал больным, многие называют романом-предупреждением, как бы последним громким ударом набатного колокола со стороны условных сталинцев, ощущавших ревизионистское перерождение КПСС (неслучайна в романе сцена прогулки писателя и спасаемой им, идейно прежде неустойчивой, дамы к ближней даче Сталина — как бы указание верной линии). Прочитав его на одном дыхании, я и задумался о написании в серию ЖЗЛ книги о Всеволоде Кочетове (планировал под эту работу как раз 20/21 годы, но пандемия внесла коррективы — хотя, глава Союза писателей и поделился заветным телефончиком сына писателя). Впрочем, уверен, в данном случае лучше досказать всё устно, поскольку не так давно, летом мы с Анной Гранатовой уже говорили на эту тему в серии передач «Крепкая беседа».

Дмитрий Чёрный, писатель