В гостях у Лановых (ч.2)

Когда семья Серёги переехала в Староконюшенный переулок, в отремонтированный старинный дом, гулять туда из школы стало через уже преобразившийся Арбат — веселее, интереснее. Один эпизод такой прогулки в восьмом классе — пересказывать не буду, он есть во Второй части самого первого моего романа. Так же нет смысла тут приводить меньший по значению эпизодик, связанный с увлечением (в основном моим, но немного и Серёгиным) группой «Слэйер», а так же «Мегадет» и «Содом«. Вообще, что меня немного удивляло в обоих братьях — им нахлынувший на нас всем зарубежным и отечественным изобилием «металл» если и был интересен иногда, то как образ жизни, как стиль интересовал мало. У Саши, например, ближе к лету года примерно 1989-го я переписывал с не его, а кажется, Серёги Миронова (его одноклассника — в дальнейшем гитарист группы ВПШ и виртуозный слэп-бассист проекта Jazz Lobster) студийной кассеты альбом Live after Death — Iron Maiden, — и поговорить об этой группе Саша был готов, но недолго. Как об одном из исторических явлений (в начале концерта же звучит фрагмент речи Черчилля), причём незначительных — старший брат уже готовился к поступлению в МГУ на истфак, и успешно туда поступил без малейшего блата, эрудитом был заслуженным в старших классах.

Сыновья Василия Семёновича росли в абсолютной свободе самоопределения, окружённые значительной библиотекой в немного музейно выглядящей новой квартире — привыкшие дома к обоям, тут мы встречали в гостиной выкрашенные и увешанные классической живописью стены, антикварную мебель. Обстановка располагала к самообразованию — и вот в коридорчике ближе к комнате Сергея я и взял почитать малиновый томик Хэмингуэя «Праздник который всегда с тобой», который поныне у меня так и остался. Учась в нашем литературном классе, Серёга выбирал некую свою траекторию, иногда интересуясь кем-то (тем же Хэмингуэем), но недолго — каково же странно мне было, на фоне приводившего только одной композицией Сергея в восторг «Слэйера» тут же слушать на его «вертушке» точно так же, а может и больше его вдохновлявший «Нюанс» (или «Альянс»?), песню, где «На заре небеса зовут меня»? Это же была какая-то писклявая несерьёзная музычка — по моим представлениям убеждённого металлиста. Но Сергея восхищал вокальный перформанс в той песне, динамика, пантомима, заложенная там, — это на грани излома высокого голоса актёрство, именно актёрство.

Он слышал музыку иронично, уже как саундтрэк, как КВНщик, готовящий выступление в «Музыкальной паузе», а не как я — готовый фанатеть и выискивавший тяжесть риффов… Если Саша рос явным интеллектуалом и эрудитом, отчасти взяв мамину задумчивую скромность и гармоничность пребывания в «тиши библиотек» — спокойно слушающий «металл» как историческое явление, но далёкий от того чтобы тащиться, — то Сергей взял отцовскую экспрессивность, артистическую отзывчивость на всё, что побуждает играть, выражать (хохмить! — в нём был огромный потенциал комического актёра, уверен я по сей день).

И вот, собственно, в этом разделении наших интересов и нарисовалась история, которую я уже рассказывал не раз, в том числе и с телеэкрана. Как-то раз пришёл Серёга в школу в кожанке — а что такое была чёрная кожанка для металлиста (меня) в те годы, легко представить. Это был уже 1990-й год, и я на кожанку «запал» сразу же. Выклянчивал — просто поносить в течение учебного дня, когда выбегали покурить за спортзал, — Серёга, добрая душа, конечно же давал, но уходил домой всё же в ней. Кожанка (не путать с косухой, их ещё не было) в качестве застёжек имела кнопки — почти клёпки! Выглядела вполне хэви-металлическо, и я уломал Серёгу в конце концов её мне продать — впрочем, это было его предложение.

Я уже играл на школьной бас-гитаре в школьной же рок-группе «Отход», потому мне как бы полагалось и выглядеть круто. За сто рублей, изъятых из семейной кубышки, я обрёл сей (пахнущий брутально кожей зверюги, но ещё и тонким парфюмом) атрибут принадлежности к миру Тяжёлого Рока! В ней, намазав худые щёки кремом (потные парни в кожанках — вот был рок-идеал!) зачем-то, на больший мэйк-ап не хватало фантазии и смелости, — сходил я в компании с Андрюхой Некрасовым на концерт «Шабаш» той самой «Алисы» весной 1991-го, которая подробно описана в романе-эшелоне «Времявспять» (Лужники)… В той же кожАнке сфотографировался на паспорт — правда, на сохранённом мной советском паспорте, от той куртки видна одна изнанка кнопки, но дорог сам факт.

Однако по осени 91-го года выяснилось, что смело проданная мне Серёгой куртка принадлежала вообще-то Василию Семёновичу и была дорога как память мотоциклетной молодости. Расследование незаконного акта купли-продажи привело к телефонному звонку Василия Семёновича нам домой, мама приняла его сторону, и сделка была прокручена в обратную сторону. Как ни печально мне было расставаться с мото-кожанкой Ланового — но пришлось!

Зато теперь я могу сказать с его же ироничностью:

Мы выросли в кожанке Ланового

И тут будет только доля иронии, поскольку позже, уже в нулевых, и даже чуть ранее — на фоне повальной реакционности актёров, на фоне их подтанцовки на символах СССР, Василий Семёнович стал возвышаться едва ли не единственным советским патриотом. Другой арбатский парень, Збруев, к примеру, прохаживался по Арбату среди торговцев советской символикой — на вывоз, для иностранцев, и отпускал шуточки: «А ты что тут — Ленина продаёшь?» Торговец кивал, а Збруев отвечал: «А вот я, веришь ли, КОПЕЙКИ БЫ НЕ ДАЛ!» И так это на телекамеру смачно Збруев говорил, так своевременно — после расстрела Верховного Совета, после нежного разговора Эльдара Рязанова с Ельциным о том, как он правильно «добивал гадину»…

Ещё Михаил Ульянов тогда, помню, в одном из интервью высказался против пещерного антикоммунизма — чем подал надежду и нам, комсомольцам нулевых годов. Сейчас-то мы понимаем, как это странно выглядело на фоне маркзахаровщины и характерно несознательного поведения большинства артистов («артистов и дворников не трогать — они нужны любой власти» — говаривал Колчак), посиделок Ийи Савиной в обнимку с Булатом Окуджавой — но Василий Семёнович, человек партийный и партбилета не сжигавший, как ещё в 1991-м многие прочие, оставался при своём мнении. А интервьюировавшим рассказывал, как его остановили в Староконюшенном какие-то братки и довольно высказали ведущую их по жизни идею: «А, Лановой? Есть такая профессия — родину продавать!»

Увы, на этом же принципе поныне строится экономическая политика государства, стоящего на руинах СССР (тут не пытаюсь даже спорить с запутинством последнего периода, периода «Бессмертного полка» и выступлений в КДС), политика Трубы, «Северного потока» и той дворцовой белиберды, что стала заменой индустриальной сверхдержаве — но чтобы видеть это, требуется уже не просто патриотическое, а партийное окаянство…

Это были уже боевые нулевые, мы давно не общались ни с кем из Лановых, — рок-выучка пригодилась для пропаганды своими средствами и песнями. Однако высказывания Василия Семёновича, верность его советской героике и собственным ролям — всё время как бы поддерживали нас издали. А его роли даже отрицательных героев в чёрно-белом кино (например, в «Иду на грозу») — утверждали нас в нашем направлении, в верности выбранного Дела. Вроде бы это никак не пересекалось с теми моментами совместного пребывания в разных домашних пространствах этой с безусловно большой буквы Советской элиты, и не производилось, не следовало оттуда, — это был уже собственный наш путь. Но было приятно и понятно, что и на этом пути мы двигались параллельно, навстречу Красной звезде Коммунизма.

Правда, когда я начал выискивать Ланового-старшего уже с профессиональным заданием «Независимого обозрения» — взять у него интервью, он был и не сказать, чтобы рад. И даже внешне припомнил меня не сразу (мелькали десятками студенческие лица, принимал актёрские курсовые работы в Щукинском, — только там я смог улучить его драгоценные минуты). И после отправил читать свои книги (увы, то интервью в Сети выловить мне не удалось — но на бумаге оно точно есть, найду в дачном архиве и отсканирую, конечно же, но позже) — одну из которых я тотчас и купил — «Летят за днями дни».

Однако не будем отвлекаться от главного, от нашей общей и неизмеримой утраты.

От имени Объединённой коммунистической партии, от моей семьи, от Ирины Михайловны Чёрной — передаю, выражаю глубокие соболезнования Ирине Петровне Купченко и Александру Васильевичу Лановому.

Ирине Петровне — скорейшего выздоровления!

Дмитрий Чёрный, гражданин СССР